Елена Ржевская - Рассказы

Солдат поблагодарил и пошел.

— А что, скажи, немец не вернется? — спросила его, осмелев, женщина.

Солдат остановился и покачал головой.

— Нам отступать нельзя.

— А дорога ведь стала, — сказала женщина.

— Стала, — подтвердил солдат.

— Ни пройти, ни проехать. Теперь пока все стает да подсохнет, месяц, а то и больше пройдет. А ведь вам еду подвозить надо.

— Надо, — сказал солдат. — Без табаку туго.

Мимо по дороге вели раненых лошадей в ветеринарный батальон. Большие артиллерийские лошади одичали с голоду. У канавы они останавливались и отказывались идти.

— До клевера не дотянут, — глядя на них, сказала женщина, — а овса нет. Резали бы их да армию кормили. Если поварить дольше — не жестко.

— Нельзя, — сказал солдат, — строжайший приказ беречь их до последнего. Виновных под суд.

Он пошел.

— Вот и ты пострадал, а пешком идешь, — сказала она ему вслед и покачала головой.

— Ничего, мать, не печалься, — ответил солдат, — от пешки нет замешки.

Тропинка шла лесом. В лесу связист снимал шестом линию с деревьев. Другой шел ему вслед, на животе у него в открытом деревянном ящике вращалась катушка, накручивая провод.

— Связь сматываете? — спросил солдат. — Далеко я забрел.

Тропинка кончилась. Солдат вышел на большак. Стрелка показала: два километра до деревни Заложье. Солдат остановился и перевел дух.

У дороги лежала полураспряженная лошадь. Под деревом на куче наломанных веток сидел пожилой боец-ездовой.

— Подымется? — спросил про лошадь, подходя к нему, солдат.

Ездовой покачал головой.

— Обожди, недолго осталось.

Солдат глянул на наполненный снегом котелок у ног ездового.

— Н-да, — протянул он.

Опустил левое плечо, и ремень с винтовкой сполз к земле. Он удержал винтовку, прислонил ее к стволу дерева и присел рядом.

— Закурим, — сказал он и достал из кармана шинели махорку, что отсыпал ему комроты.

Ездовой надвое разорвал газетинку и свернул по цигарке — солдату и себе.

Солдат прислушался, как гудят провода вдоль дороги.

— В ушах пищит, — сказал он.

— В ушах пищит у того, кто поросенка съел, — сказал ездовой, — есть у нас такая пословица.

Солдат поглядел на лошадь.

— Если поварить хорошо — не жестко.

Морда лошади была обращена к ним. Грустно, обреченно вздрагивало короткое веко. Ездовой встал, прошел к саням в набухших водой бурых валенках, стал снимать с винтовки ножевой штык.

— Обожди, — сказал ему солдат, — под суд пойдешь.

Ездовой передумал, сунул винтовку снова в солому и вернулся под дерево.

— На передовую чудом дотащились, обратно никак, — сказал он. — Третий час будет, все сижу тут, за ней присматриваю. Что делается, — продолжал он, кивнув на дорогу, — дорога какая. А все едут. Машины застревают — гонют лошадей, на собаках везут, на себе тянут.

— Это верно, — сказал солдат, — нам отступать никак нельзя.

— Кончилась, — проговорил ездовой, глядя на лошадь.

Солдат не слышал.

— Нам отступать некуда, — продолжал он. — Волга сегодня тронулась, а наши на той стороне. Теперь сам понимай.

— Это точно, — сказал ездовой. Он встал, отворотил на себя оглоблю и повесил на нее котелок со снегом.

— Зажигай, — сказал он солдату, выдернул из саней пук соломы, бросил под оглоблю и взялся за сучья.

1942–1946

— Пришли, что ли? — переспросил инженер. — Пришли, — ответил Рябов, — это мой дом.

Рябов пропустил инженера и младшего воентехника вперед, вошел в дом последним.

У окна старуха вязала сак.

— Присядь, желанный, — сказала она инженеру и юбкой обтерла скамью. — Мы нездешние, мы погорельцы.

Девочка на печи сбросила одеяло и села, сомкнув колени.

— Папа, — позвала она.

Рябов погладил ладонью колено девочки и полез в карман за сахаром.

— Все хвораешь. Чего же это ты, Надежда? Дверь отворилась.

Старуха толкнула инженера под локоть.

— Хозяйка, — хихикнула она и прикрыла рот саком.

Инженер стряхнул под лавку пепел с папиросы и поглядел на дверь.

— Здравствуй, Матрена, — сказал Рябов, — я пришел. Она с порога поклонилась, молча и не снимая коромысла с ведрами.

— Это мое начальство, — он показал на инженера, — и это.

Младший воентехник привстал. Она снова поклонилась.

Из передней комнаты вышла рыжая девушка-связистка.

— Что за люди здесь? — спросила она громко.

Инженер закашлялся.

— Из трофейного отдела, — ответил он и спрятал мундштук. — Тут неподалеку от вас сбитый немецкий самолет сгорел. Вот мы и идем туда освидетельствовать останки. Немного посидим и пойдем.