— Господин министр, вы опасаетесь, что Россия проиграет и ваши парламентские противники не простят вам этого, как и противники господина Гарримана из демократической партии?.. Не так ли?
Бивербрук даже подскочил. Он пересек комнату стремительно и бесшумно, словно бы не касаясь башмаками пола, и, приблизившись к письменному столу, на котором лежала начатая статья, вписал в блокнот несколько фраз, коротких и динамичных… Очевидно, мысль, высказанная Бардиным, необходима была Бивербруку для подтверждения какой-то своей тезы.
— Что скрывать, господин Бардин, у каждого из нас есть свой оппонент, достаточно агрессивный и, простите меня, кровожадный, который только и ждет того, чтобы мы оказались биты. Разумеется, вместе с вами.
— Вы хотите сказать, господин министр, что вчера в Кремле вы представляли своих оппонентов?.. — спросил Бардин, не скрывая улыбки.
— Нет, мы представляли самих себя, однако… мы не раз оглянулись на своих оппонентов, — заметил Бивербрук и вновь наклонился над блокнотом — он накапливал какие-то доводы и для себя.
Бардин думал, что по-своему Бивербрук прав. То, что зовется кливденской кликой, очевидно, не только чисто британское явление, но, в известной мере, и американское. Говорят, что американский посол в Лондоне Кеннеди отнюдь не заодно с Черчиллем и Бивербруком. Незримая межа рассекла парламент, она располосовала партии, проникла в государственный аппарат, расколола генеральный штаб и армию, вторглась в посольства… Бардин убежден, что на Софийской набережной и здесь вот рядом, на Манежной площади, есть и сторонники помощи России, и воинственные противники этой помощи. Одни говорят: «Русские выдюжат, отобьют натиск немцев и обратят их вспять! История всевластна, не пренебрегайте историей, это дорого вам обойдется!» Другие не менее упорны в своих доводах: «Наше время в такой мере не похоже на предыдущее, что можно и пренебречь историей!.. Факты — цитадель правды, только факты, а они свидетельствуют, что у русского колосса оказались гипсовые рычаги…» Только вчера Бардину сказали, что среди американских военных в Москве по этой причине разыгралась целая баталия: майор Итон доложил о разгроме русской армии как о ближайшей перспективе, а полковник Филипп Фэймонвилл, прибывший с Гарриманом, жестоко высмеял его.
— Пусть это будет сказано между нами, господин Бардин. Если русские проиграют новую битву, они поставят меня и моих друзей в положение, которое близко к безвыходному… — однако поездка в Москву пошла Бивербруку на пользу — еще недавно англичанин говорил, что в нелегкое положение его поставит перед все теми же коллегами министра успех русского оружия.
— Ну что ж, им надо выиграть эту битву хотя бы для того, чтобы не осложнять вам жизнь.
— Но вы-то полагаете, что битва будет выиграна, господин Бардин?
— Если мы ее проиграем, то проиграем одни, господин министр. Если выиграем, — тоже одни…
Бивербрук приподнял плечи, точно из окна потянуло холодным дыханием осени. Чем-то последняя фраза Бардина напоминала Бивербруку замечание Сталина о броневиках — в ней была гордая неприязнь, не сдающаяся, несмотря на все испытания и беды.
Хотя встреча со Сталиным назначена на шесть, было условлено, что Бивербрук и Гарриман приедут в Кремль за четверть часа до встречи.
Большие настенные часы с боем отсчитали урочное время, а гостей не было.
Бардин видел, как Литвинов, сидящий в стороне над текстом советского меморандума, снял очки и взглянул на часы, точно хотел убедиться, соответствует ли их бой движению стрелок.
— Прошлый раз они были вовремя? — спросил Литвинов Бардина.
— Да, разумеется, Максим Максимович. — Он подошел к окну, из которого была видна торцовая гладь перед подъездом. — По-моему, их машины подошли.
Литвинов свернул вдвое текст меморандума, положил в папку.
— Не думаете ли вы, что они имеют уже мнение своих правительств по итогам первых двух дней? — спросил Литвинов, захлопывая папку.
— Мне кажется, да… не могут не иметь. Сегодня надо давать ответ, — сказал Бардин, отходя от окна. Англо-американцы должны были войти с минуты на минуту.
— Вы слушали сегодня радио? — спросил Литвинов, вставая. — По-моему, немцы усилили нажим, быть может, в надежде оказать влияние на ход переговоров.
— Они не думают, что переговоры закончатся сегодня, — заметил Бардин, приближаясь к Литвинову. Сейчас они стояли в дальнем конце комнаты, дверь, в которую должны были войти англо-американцы, была прямо перед ними.
Читать дальше