Занятый своими мыслями, он лишь в последний момент увидел, что дорогу ему преградил немецкий фельдфебель. Отступать было поздно и некуда. Фашист вышел из калитки и стоял на тротуаре один, глядя на приближающегося Морозова.
Не останавливаясь, Николая вытащил из кармана пистолет и выстрелил в упор. Раскрытым ртом фельдфебель глотнул воздух, схватился рукой за живот и медленно осел на землю. Николай побежал. Вместе со свистом ветра в ушах все еще гремел грохот выстрела.
К счастью, за углом, кроме двух запоздалых прохожих, никого не было. Испугавшись выстрела и бегущего человека, они шарахнулись в сторону. Николай влетел в раскрытые настежь ворота, перебрался через забор и выбрался на соседнюю улицу. Сердце выскакивало из груди. Потная рубашка прилипла к спине. Хотелось остановиться, отдышаться, обдумать то, что случилось. Тошнота подкатывала к горлу. Ведь он убил, убил в первый раз в жизни!
«Я должен был это сделать, — билась в его сознании мысль. — Он мог задержать меня с оружием в руках. И тогда все наше дело погибло бы в самом начале... А теперь на одного врага стало меньше...».
Но тошнота по-прежнему подкатывала к горлу, и перед глазами стояло удивленное лицо фельдфебеля и как он схватился руками за живот и медленно стал оседать на землю. Раньше Николай видел это только в кино, но теперь это было наяву. Он сам убил...
Война есть война. И он, Николай, — один из миллионов солдат на этой войне, добровольно взявший на плечи ее нелегкий груз. И значит, нет у него прав на малодушие и колебания. Враг должен быть уничтожен!
Город окончательно погрузился в темноту. Холодный, мокрый ветер рвал полы пиджака. Николай бережно, словно новорожденного, прижимал к груди холодный автомат — первый трофей еще не созданного подполья. Этим выстрелом открыт счет расплаты, предъявленный оккупантам. Первый шаг сделан. Он оказался нелегким. Но и вся борьба будет нелегкой.
Тихо, чтобы не потревожить мать и брата, спящих в доме, прошел он через сад к сараю. После раздумий закопал автомат за грудой дров и досок и лишь после этого пробрался в свою землянку.
* * *
К Турубаровым Николай явился задолго до назначенного срока.
— Есть кто-нибудь чужой? — в сенях спросил он Петра.
— Нет. Только Лева Костиков. Он свой, — успокоил его Петр.
— Я знаю его, — коротко сказал Николай.
Они вошли в дом. В комнате у стола сидели Лева Костиков и Рая.
Николай был мрачен. Густые, насупленные брови сошлись у переносицы.
— Здравствуйте, Николай Григорьевич. А я собирался к вам идти, — пожимая Морозову руку, решительно сказал Костиков.
— Спешное дело?
— За указаниями. Я, как секретарь комсомольской организации девятой средней школы, наконец, как член бюро райкома, хочу получить указания...
Николай посмотрел на Петра, потом пристально глянул на Раю. Щеки девушки залились краской.
— Она же тебе уже все рассказала, — улыбнулся он.
— Да, — сказал Лева. — Но мы решили, что ждать до семнадцатого нет смысла. Необходимо действовать сейчас...
— Вот поэтому я и пришел. Нате, полюбуйтесь. Только что сорвал с забора. — Николай вытащил из кармана сложенный лист бумаги и протянул Петру: — Читай вслух.
Развернув листок с оборванными углами, Турубаров начал читать:
— «Воззвание к еврейскому населению города Таганрога. В последние дни имелись случаи актов насилия по отношению к еврейскому населению со стороны жителей-неевреев...»
— Это же ложь. Ничего подобного не было! — выпалил Костиков. Он провел рукой по зачесанным назад черным жестким волосам, добавил гневно: — Явная провокация! Вот как это называется...
— Успокойся, Лева. Читай, Петро, дальше, — попросил Николай.
— «Предотвращение таких случаев и в будущем не может быть гарантировано, пока еврейское население будет разбросанным по территории всего города. Германские полицейские органы, которые по мере возможности соответственно противодействовали этим насилиям, не видят, однако, иной возможности предотвращения таких случаев, как в концентрации всех еще находящихся в Таганроге евреев в отдельном районе города. Все евреи города Таганрога будут поэтому в четверг, 30 октября 1941 года, переведены в особый район, где они будут ограждены от враждебных актов. Для проведения в жизнь этого мероприятия все евреи обоих полов и всех возрастов, а также лица из смешанных браков евреев с неевреями должны явиться в четверг, 30 октября 1941 года, к 8 часам утра на Владимирскую площадь города Таганрога.
Читать дальше