Хануш Бургер - «1212» передает

Во-вторых, Юнглинстер славилась своей мясной лавкой, в задних комнатах которой собиралось привилегированное общество: богатые люксембуржцы и офицеры оккупационной армии. По предварительному заказу там можно было роскошно пообедать.

Мясную лавку также оккупировали американцы. Цены там были бесстыдно высокими, но зато блюда и вина — безукоризненными. Чтобы попасть туда, нужно было принадлежать к привилегированному кругу или иметь большие связи.

У Сильвио такие связи были, и в первое же воскресенье декабря, за три дня до первой передачи нашей радиостанции, мы с ним вдвоем мчались в трофейном допотопном «дикси» по мрачным, грязным улицам деревушки. Воспользоваться служебной машиной нам не удалось: Сильвио объяснил, что дама, которой мы якобы обязаны визитом в этот оазис, не позволила посвящать в нашу тайну шофера.

Сильвио всегда изумлял меня своими махинациями. Я терялся в догадках, что за влиятельная персона устроила ему все это. Офицера, способного на такое благодеяние, у Сильвио не было. Оставалось предположить, что сделала это Маргарита Ивердонж — наследница сталелитейной фирмы «Хеслинг и Ивердонж». Я, разумеется, знал о ночных похождениях Сильвио, так как он никогда не отличался рыцарской сдержанностью, однако прекрасная темноволосая тридцатилетняя Маргарита все же заботилась о своей репутации. Она не придавала гласности свою связь с самым что ни на есть простым американским сержантом, и то, что она пригласила нас на роскошный обед, на мой взгляд, было для нее большим достижением… Но в этот день моему удивлению, казалось, не будет границ!

— Надеюсь, ты не скорчишь глупой физиономии, если к нам кто-то подойдет, — загадочно сказал Сильвио. — Приятно обедать в обществе дам…

Я промолчал, думая о том, как это Маргарита снизошла до того, чтобы пообедать с двумя сержантами, хотя и в отдаленном, но хорошо известном всем американским штабным офицерам и всем люксембургским стальным магнатам месте.

— Ну приди же в себя, сержант, — продолжал Сильвио спокойным тоном, доставая из кармана толстую бразильскую сигару.

При въезде в деревню нас подвергли на удивление строгой проверке. Часовые с недоверием просмотрели наши удостоверения, солдатские книжки и даже наши личные знаки. Наконец нас отпустили. Ради предосторожности мы проехали мимо мясной лавки и, оставив машину в полуразрушенном сарае, пошли в лавку пешком.

Задняя комната мясной лавки была сильно натоплена. Сильвио сразу же стал любезничать с хозяйкой. Когда она наклонялась к нему, чтобы сообщить что-нибудь о винах этого года, Сильвио с наигранным любопытством заглядывал за глубокий вырез ее платья.

Стол накрыли белой скатертью с несколькими пятнами от красного вина, за которые хозяйка тут же извинилась. Вспотевшая служанка поставила приборы на три персоны.

Наша благодетельница появилась с небольшим опозданием. От удивления я разинул рот: это была мадемуазель Бри, секретарша Шонесси.

— Я же предупреждал тебя, не корчи глупой физиономии, — бросил мне Сильвио, помогая даме-патронессе снять пальто. Сильвио был так галантен, что я тут же сделал для себя вывод, что их знакомство не очень давнее.

Мадемуазель Бри говорила по-английски, Сильвио отвечал ей на рейнском диалекте. Жеманно обгладывая куриную косточку, мадемуазель бросала на Сильвио пламенные взгляды и без устали болтала о том, что у капитана Фридмена и Гектора Лансона существуют серьезные разногласия. Задумчиво вылавливая беловато-желтую вишню из бокала с коктейлем, который нам подали в конце обеда, она мечтательно произнесла, что хотела бы провести Рождество в Париже или по крайней мере в Брюсселе, если ее туда кто-нибудь пригласит. При этом она многозначительно посмотрела в сторону Сильвио.

Назад возвращались затемно. Мы не хотели, чтобы нас видели в гражданской машине, и потому отпустили мадемуазель одну.

Я был даже рад пройтись пешком после такого сытного обеда. Было очень темно и холодно. Мы уже больше часу брели по открытому полю. А тут как назло пошел снег. Мы заблудились.

Стали советоваться, не следует ли повернуть обратно. Дорога, бежавшая через поле, казалось, уводила все дальше и дальше от города. Компаса у нас не было. Сильвио зло сострил, что мы, очевидно, уже пересекли линию Зигфрида и наверняка находимся в Германии.

Вскоре мы вышли к хутору. Там располагался американский штаб. Что-то случилось, так как в штабе был полный переполох. Нас встретили подозрительно и поверили только после неоднократных телефонных звонков в Люксембург, где мы уже, конечно, не могли рассчитывать на сердечный прием на улице Брассер.