Олег Сидельников - Пора летних каникул

Он кричал, никто не решался подойти к нему, пока он не затих.

Я делал открытие за открытием. Обнаружил, например, что второй артиллерист бесследно исчез, из карманов моих штанов торчат горлышки бутылок (когда я сунул в карман бутылки с горючкой, хоть убей, не помню!). В одной из фигурок, оставшихся на лугу, шагах в семидесяти от нас узнал бравого Милягу. Он лежал на боку, подобрав под себя ноги. Почему-то вспомнились его веселые слова: «По заднице его, по заднице!.. Голову оторву и потом скажу, что так и было».

Вспомнил и перестал чему-либо удивляться. Я совершенно не испугался, обнаружив, что мой противогаз разворочен осколком. Даже обрадовался — снял и швырнул в речку.

Прямо из-под земли появился старичок генерал… Его мучила одышка. Генерал хлопнул Глеба по плечу, ни за что ни про что похвалил и исчез.

Появились взводный и громадный подполковник — командир роты. Они взбежали на береговой откос… исчезли. Рота кинулась за ними.

На этот раз я все отчетливо видел и все слышал, — сам не знаю, почему. Меня захлестнула злоба. Добраться бы до фрицев!

Но пока убивали нас. Невидимый свалил подполковника — как косой подсек. Выскочившие вперед три наших танка превратились в большие костры.

А мы все бежали и бежали.

У подножья пологого взгорья батальон залег. Почти все наше отделение очутилось в силосной яме. Вонь в ней была — не продохнешь, зато относительно безопасно. Разве что мина угодит. Чуть погодя в яму спрыгнул старичок генерал, за ним Очкарик. Старичок повернулся к комиссару, что-то сказал и вдруг, схватившись за грудь, упал.

Он был совершенно целый — и мертвый.

Комиссар, припав к старичку, долго к нему прислушивался. Наконец поднялся. Протер очки, потянулся за фуражкой. Но фуражку он потерял. Тогда Очкарик нерешительно погладил себя по бритой голове и сказал громко, чтобы все слышали:

— Сердце. Сработался моторчик.

Эта странная смерть подействовала на меня как стакан водки. Мне представилось, что на месте старичка генерала лежит мой папа, у которого тоже отказывает моторчик и которому нельзя бегать. Доктор, веселый еврей, сказал папе: «Главное — спокойствие, не волнуйтесь и не спешите. Опаздывайте на свой трамвай, и вы проживете не знаю даже сколько. Только обязательно опаздывайте на свой трамвай. Договорились?»

А фашисты — эти скоты и убийцы! — заставили старичка, бежать целый километр, падать, подниматься, опять бежать. Ах, сволочи! Сволочи!!!

Комиссар отвинтил от генеральской гимнастерки два ордена и медаль «XX лет РККА», снял с покойного полевую сумку, взял себе документы.

— Не паниковать, ребятишки, — сказал комиссар просительно.

Немцы ослабили огонь. Они обрушились теперь на наших соседей справа и слева. Очкарик Сказал просто:

— Пошли, что ли, ребята? И выскочил из ямы.

Мы бежали по огородам, переваливались через плетни, бежали мимо сараев, горящих стогов.

Вилька, Глеб, я и Ткачук неотступно держались рядом с комиссаром.

Из первой же хаты ударил пулемет. Кто-то вскрикнул. Пулемет продолжал свою злобную скороговорку, ему вторили короткие автоматные очереди. Я оглянулся и не поверил глазам своим: за сараем поводила тонким стволом наша «сорокапятка». Вот она брызнула огнем — пулемет сдох.

Остатки батальона рванулись к хатам. И опять я видел все, как в тумане.

Из-под земли выскочил некто: безглазая морда разорвана пополам черным оскалом, блестящий автомат бьется в ознобе. У меня нет сил остановиться, а тот, безглазый, вдруг опускается на колени и опрокидывается. Он намертво вцепился в штык — не вырвать… Перед глазами зеленые и багровые круги. Бегу дальше. В моих руках черный блестящий автомат. Откуда он появился? Автомат задрожал, еще… еще и затих. Рядом вздыбилась земля, жар облизывает лицо жгучим крапивным языком это пылает рядом хата.

Поднимаюсь. Земля покачивается под ногами. Шагать приходится осторожно… На плетне, нелепо перегнув спину, вверх животом, повис человек в комбинезоне. Да это же танкист из нашего отделения! В нескольких шагах от него, уткнувшись мордами в землю, поблескивают стальными макушками двое в зеленовато-сером, из голенищ их сапог чернеют какие-то пластинки. Вытаскиваю одну, другую… Это автоматные магазины. Кладу их за пазуху. Смертельно хочется пить. А у тех двоих на задах суконные фляжки с черными стаканчиками.

Почему фляжки из сукна? Черт с ним, главное напиться. Остервенело рву фляжку. Он тяжело переворачивается на спину. Мне на все наплевать. Фляжка у меня в руках. Долго копошусь со стаканчиком и пробкой, наконец, прямо из горлышка глотаю… Глаза вылезают на лоб!.. Горло, желудок ошпарило, как кипятком.