Слово солдате - (сборник)

— Бреше, як цюцик.

Но кивок командира полка окрылил обер-лейтенанта, и он закончил речь с подъемом:

— Повторяю вам, украинцы, что русские — наши враги и они — ваши враги... Сзади вас яма. Столкните сейчас же туда этих русских и тогда... тогда мы вас будем лечить, украинцев, и мы вас вылечим, и мы вас пустим домой к своим семьям... Поняли?.. Ну... Начинай...

Он приостановился, но, не видя ни малейшего движения среди четырех украинцев, скомандовал раздельно:

— Начи-най.

Очеретько слегка толкнул локтем Задорожного, но тот видел и сам, что ему надо ответить за всех своих, как старшему, и, кашлянув, начал:

— Во-первых, разрешите сказать вам, что это вы напрасно даже и сделали, нас разделили на русских и украинцев: мы все одинаково советские бойцы.

— Постой, постой! — закричал фон Ган. — Ты что мне по-русски? Ты — украинец?

— Украинец!.. А вам як хочется, щоб я по-вкраински балаков, то я можу и по-вкраински...

— Постой, постой, — вновь перебил фон Ган, не ожидая для себя ничего подходящего от сержанта, и указал на Очеретько, спросив предварительно:

— Как твоя фамилия?

— То не нажить, яка в менэ хвамилия, а шо касаемо вкраинец, то як же ни, — расстановисто начал Очеретько. — Вкраинец, та еще из-пид Пирятина. А як вы хвалились, шо все чисто знаете, то може и то знаете, що Пирятин — вин усим приятель, так же бачите, и русьским... Касаемо земли, то вже усим известно, — землю мы получили паньску в вичность... А що Хитлера вашего замест иконы встремить, то, сказать вам прямо, не треба, хай ему бис. А касаемо помищиков...

Фон Ган не дал ему закончить. Пусть ни командир полка, ни кто-либо из офицеров не понял, что именно сказал про Гитлера этот дерзкий украинец, зато он понял и закричал визгливо:

— Молчать, мерзавец... Сейчас же столкай всех русских в яму, ну! Иначе, иначе... — он только показал Очеретько кулак, на момент захлебнувшись от злобы, но вместо Очеретько ответил на его визг Готковой:

— Касаемо русьских, то они у нашему Союзи на равних правах з нами, вкраинцами, также само и в Красной Армии, и того вы не дождетесь, шоб мы их, товарищей своих ридных, кудысь товкали.

— Ага. Та-ак... Так вот вы какие появились! — вне себя от того, что провалилась его затея, закричал фон Ган. — В таком случае вы, вы, русские, столкните их, их, этих мерзавцев.

— Как смеешь называть мерзавцами, ты-ы, хлюст! — в тон ему, так же высоко и резко, закричал Молодушкин, ставший вдруг страшным со своими впалыми закровавленными щеками, потемневшими глазами и порывистым наклоном тела вперед.

— Провокацией занимаешься, сволочь, дурак?! Не на тех напал, гнида! — неожиданно громко выкрикнул самый слабый на вид из всех восьмерых Семенов. И обер-лейтенант фон Ган, родившийся и проведший детство, отрочество и юность в имении в Курской губернии, где не только были липовые аллеи, но и высокие цитроны в больших кадках в зимнем саду, потерял всю свою выдержку. Он выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в Семенова, потом в Очеретько... Тут же подскочили и конвойные, выставив штыки...

Борьба у края воронки не могла быть ни яростной, ни долгой. Безоружные раненые и без того еле держались на ногах, не могли сопротивляться, и через минуту жесткая желтая земля уже летела вниз, засыпая иных убитых, иных еще живых, восьмерых бойцов, а посрамленный затейник обер-лейтенант уходил к хате сельсовета, держась на шаг сзади высокопарного барона Гебзаттеля, имевшего несколько недовольный вид.

Почти невозможно было представить себе, что лишь неделю назад он защищал диссертацию на тему «Древнейшие сказания европейских народов». Аудитория была полна, и старый Кирпичников, открывая заседание, поблагодарил его за то, что он занялся этим вопросом, и сказал длинную изящную фразу о своих учениках, сменивших перо на винтовку и с равным успехом сражающихся на фронтах войны и науки.

Аня тоже была на защите, хотя ей рано еще было выходить после родов. Она сидела, как на иголках, потому что скоро надо было бежать кормить это удивительное, некрасивое, с морщинками существо, которое, кажется, только вчера появилось у них в комнате, а уже заставило всех думать о себе. Он делал ей знаки, что пора, но она кивала, смеясь, и все сидела, раскрасневшаяся и счастливая.

Несколько раз во время прений ему приходила в голову досадная мысль, что его бы не так расхваливали, если бы он не приехал с фронта. Но ведь работа была в самом деле, кажется, недурна. Как бы то ни было, ему единогласно присвоили степень кандидата наук, и Кирпичников в заключительном слове даже сказал, что в сущности это докторская диссертация, — не хватает только более подробного анализа некоторых важных источников.