Сергей Буренин - Бумеранг Гейдриха

— Эх, Фреда, — прервал его мысли стоящий рядом с ним сержант, — сейчас бы нам в погребок, в такой глубокий, тихий, прохладный. Где пахнет плесенью и сыростью, а там кружечку холодненького. пенненького, темненького пивка, одну, потом другую, потом третью. А после этого оглядеться и посмотреть, а нет ли там случайно еще и хорошеньких девушек. А, Фреда?

— Романтик ты, Ян, — буркнул Бартош, — нам бы к ужину в казарме оказаться, и то, считай, за праздник можно будет принять.

— Да, с тобой не помечтаешь, — грустно протянул сержант.

Минут через пятнадцать после этого диалога к стадиону подкатила легковая машина. Оттуда вышел невысокий полноватый мужчина и попытался прорваться через оцепление к стадиону, но его не пустили. Бартош подумал о том, что надо бы подойти и выяснить; что ему надо, но двигаться по такой жаре было очень лень. К счастью, на горизонте показался их штабс-капитан. «Вот пусть он и разбирается», — мрачно подумал Бартош и стал изучать носки своих ботинок.

Но штабс-капитан разбирался не долго: мужчина показал ему какой-то документ, после чего штабс-капитан отдал честь и махнул солдатам, чтобы те пропустили мужчину.

Мужчина вышел со стадиона примерно через полчаса. Вышел он совсем с другой стороны в сопровождении людей, которые так же, как он, были в штатском. Вся группа что-то раздраженно обсуждала. Когда они проходили мимо Бартоша, тот уловил обрывок фразы, которую говорил полноватый:

— …не рвануло, и слава Богу! А вот не выставили бы оцепления, не вызвали бы саперов, и рванули бы трибуны, вот тогда бы все по-другому заговорили…

Из обрывка этого разговора Бартош понял, что никакой бомбы, очевидно, нет, и вполне возможно, что к ужину в казарму они все-таки успеют.

Гейдрих приехал, когда Гиммлер и Геббельс сидели уже за столом. Он поздоровался и извинился за то, что его задержали дела.

Во время обеда о делах не говорили: обсудили некоторые слухи, поделились свежими анекдотами. Когда же официант принес десерт и коньяк, перешли к делу.

— Ну, так что вы решили с моим предложением? — спросил Гейдрих.

— Ты знаешь, Рейнгард, чем больше я о нем думаю, тем больше оно мне нравится, — сказал Гиммлер.

— Мне тоже, — согласился Геббельс, — но я все же настаиваю, что надо поставить Гитлера об этом в известность. Представьте себе, как мы будем выглядеть, если на каком-то этапе наше предприятие станет известно фюреру. Вы думаете, он поверит, что мы не хотели ничего дурного?

— Я продолжаю настаивать на том, что если мы сообщим об этом фюреру, то операция потеряет смысл, — возразил Гейдрих. — То, что она будет открыта в процессе подготовки, маловероятно: мы постараемся соблюдать полную секретность. С другой стороны, даже если что-то и станет известным, то все это в первую очередь попадет к нам в руки, а мы сразу же сумеем принять меры. Если же мы будем предварительно разговаривать об этом с фюрером, то круг лиц, посвященных в наши планы, резко возрастет, и секретность снизится в геометрической прогрессии.

— Вы слишком самоуверенны! — воскликнул Геббельс. — Вы забываете, что на наши приготовления может наткнуться абвер, и тогда нам точно не сносить головы. Как говорится, неожиданное приходит очень часто.

Гейдрих покачал головой:

— Абвер занимается совсем другими задачами: внутри страны у него практически нет никакой агентуры, разве что в вермахте. Это не реально. К тому же конечную цель операции знаем только мы втроем. Больше никто из участников настоящей цели и ее организаторов знать не будет.

— Я согласен с Рейнгардом в том, — вмешался Гиммлер, — что посвящать фюрера в эту затею не следует. Если мы посвятим в это дело фюрера, то в определенный момент он же и повернет его против нас. Чего вы боитесь: мы никого из исполнителей далеко от себя не отпустим.

— И все равно — риск слишком велик, — продолжал возражать Геббельс, — Один неверный шаг, и мы все втроем окажемся на одной виселице.

— Тогда — забудем про этот разговор, — отрезал Гейдрих.

— Но, может, все-таки мне поговорить на эту тему с фюрером? — продолжал настаивать министр пропаганды, — Я сумею ему все объяснить.

— Не надо, — покачал головой Гиммлер, — Забудем про это. Рейнгард, а как у вас движутся дела в отношении погрома?

— Мои люди начали операцию по подготовке исполнителя акции. Но вы же сами понимаете — это требует времени. Акцию проведем, скорее всего, в Париже. Я долго думал и пришел к выводу, что для нашей цели больше всего подходит фон Рат. Лучше он таким образом сослужит нам хоть какую-то службу, чем кончит за решеткой. А за решетку он рвется всеми силами: у меня папка с его высказываниями пухнет день ото дня.