Василь Быков - Подвиг (Приложение к журналу Сельская молодежь), т.2, 1981 г.

— Конечно. И будем танцевать на выпускном вечере.

— Танцевать?

Наверно, ее томили предчувствия.

— Полька-бабочка. Прошу! — Мишка протянул руки.

— Сумасшедший!

— Тогда вальс.

Она улыбнулась, и он был счастлив.

— Только тихонечко.

Они бесшумно закружились на каменной дорожке.

— Ой!

Ее каблук попал в щель между каменными плитами и сломался.

— Минуточку. Без паники. Делаем — раз...

Мишка попытался кулаком прибить каблук к подошве, но из этого ничего не вышло.

— Какая обида, — сказала она, — мы уже променяли на продукты все, что можно.

— Не огорчайся, я на толкучке одного типа знаю. У него такие туфельки достать можно...

— Ну что ты!

А его уже захватила идея. Он вдруг вспомнил, что никогда не делал ей подарков. Ведь они просто дружили... А это будет настоящий «взрослый» подарок. И он знал, где его раздобыть, потому что часто бывал на барахолке, выполняя поручения Константина. Но как мог обыкновенный шестнадцатилетний советский паренек Мишка Моргунов даже в то леденящее душу время, когда на глазах беспредельно расширились возможности зла, как мог этот честный, порядочный, нормальный вчерашний мальчишка представить себе, что другой, почти ровесник ему, парень, который ничем внешне не отличается от остальных людей, торгует вещами, с которых в самом буквальном смысле смывает человеческую кровь?

Но сколько бы ни приводил себе этот убедительный довод Мишка, а потом всю свою жизнь Михаил Васильевич Моргунов, логика его не могла ни успокоить, ни оправдать в собственных глазах, и потому никогда и никому не рассказывал он о том, что произошло после его легкомысленного решения подарить Лене туфли, и по этой же причине настоял он, чтобы автор Саша ни в коем случае не включал его в сценарий, ибо правду рассказать ему не мог, а ко лжи всегда относился с брезгливостью...

Споры, которые так лихорадили киногруппу из-за суперкрана и связанного с ним начала съемок, разрешились бескровно, без престижного ущерба для обеих сторон. В самый разгар дружеского общения, которое завершило нервный и жаркий день, в гостиницу пришла телеграмма с известием, что занятая на других съемках актриса, игравшая роль фашистской приспешницы-певички, может на два дня отлучиться из своей киногруппы и прилететь в город, причем возможность эта исключительная и ее необходимо обязательно реализовать.

— Это выход. Прекрасно! — объявил режиссер.

— Не прекрасно, но выход, — согласился Базилевич.

— Почему же — не прекрасно? — спросил режиссер, хотя отлично знал точку зрения директора, считавшего, что в городе достаточно снять фасад местного театра, а само выступление целесообразнее снимать в Москве.

— Я вам такой зальчик отыщу, что пальчики оближете, — говорил Базилевич.

— Оставьте, пожалуйста, свою шашлычную терминологию, — отверг Сергей Константинович предложение директора. — Мне нужен не «зальчик», а зал, этот зал. И никакой другой.

— Но ведь этот зал не тот зал. Его восстанавливали, реставрировали, ремонтировали...

— Но взорван был этот зал.

— И гестаповцы сидели в креслах на поролоне?

— На чем они сидели, меня не интересует. Задницы я снимать не собираюсь.

Этот аргумент убедил Базилевича: административная группа заработала на полных оборотах, в результате чего возле оцепленного милицией театра появились специальные машины с техникой, подъехали автобусы с затянутыми в мундиры «эсэсовцами», собралась толпа зевак и снующих между ними мальчишек, и, наконец, прибыла «Волга» с режиссером, автором и актрисой, одетой в длинное платье с ватными плечами и глубоким декольте, которое актриса прикрывала легким газовым шарфом.

Сергей Константинович был мрачноват. Сказывалось волнение по поводу начала работы; он ждал неполадок и неувязок, почти всегда неизбежных в первый съемочный день, да и голова изрядно болела после затянувшейся «разрядки». Режиссер вылез из машины раздражительным и придирчивым.

— Что это за балаган? — спросил он, не поздоровавшись, у Светланы, которая готовила массовку; она встала на рассвете, и уже успела умаяться, но считала, что дела идут нормально — «эсэсовцы» были вовремя «обмундированы» и доставлены на место. Однако они-то и возбудили первое недовольство Сергея Константиновича.

— Цирк? Ряженые на манеже?

Действительно, «эсэсовцы» вызывали живейшее любопытство прохожих.

Молча признав оплошность, Светлана поднесла к губам мегафон и объявила: