Василь Быков: Подвиг (Приложение к журналу "Сельская молодежь"), т.2, 1981 г.

— Что сны! — со вздохом сказал Антон. — В жизни хуже бывает. Вон вчера возле уборной встречаю Куманца, писаря, говорит: «Готовься, Голубин, к бою, на гарнизон пойдем». — «На какой гарнизон?» — «На Деречин, — говорит, — полицаев выкуривать, пособлять первомайцам». Ты слышала: опять, значит, на дядю батрачить. Да еще с таким командиром!

Антон говорил расстроенно, почти сердито, и Зоське стало неловко за в общем неплохого, хотя, может, не видного и не всегда распорядительного нового командира отряда, который ласково называл ее дочушкой.

— Так ему же приказывают. Межрайцентр приказывает. Что он — сам все выдумывает? — попыталась она защитить Шевчука.

— Приказывают, конечно. И Кузнецову приказывали. Однако Кузнецов был такой, что где на него сядешь, там с него и слезешь. Умел отговориться, людей поберечь. А этот тюха-матюха: приказали — есть, будем исполнять. А как — у него и в понятии нет.

— Вот ты бы и подсказал, — не утерпела Зоська. — Ты же опытный партизан, с самой весны в отряде.

— С весны, да. Навоевался уже — во! — отмерил он себе ладонью до шеи. — Но я что? Рядовой? Мое дело телячье.

— Конечно, какой из него командир! Все-таки он гражданский человек. Хоть и председатель.

— С немцами воевать — не куропаток стрелять. Надо уметь. Их вон сколько наперло. Сила!

Зоська смолчала. Сила — это конечно; она знала, видела и чувствовала эту силу. Но как сладить с ней, с этой силой, захватившей половину России, как вернуть все обратно — этого она не могла себе представить. Зато она отчетливо чувствовала, что в этой войне, кроме как выстоять и победить, другого выхода нет. Иначе не стоит и жить, лучше сразу головой в прорву, чтобы не обманывать себя и не мучиться.

Она была маленьким человеком на этой земле, до войны еще только училась в Новогрудском педтехникуме, несколько месяцев работала пионервожатой в глухой сельской школке, жила трудновато, едва зарабатывая себе на кое-какую одежку, перебиваясь с картошки на хлеб. Но она верила в лучшее будущее, а главное — в усвоенный ею из книг идеал добра и справедливости, который по-хамски и враз растоптали фашисты. Она их ненавидела, как только можно ненавидеть личных врагов: за то, что они убили ее свояка — учителя, уничтожили всех ее еврейских подруг в местечке, пожгли окрестные хутора и принесли столько горя народу. И она сказала себе, что жить на одном свете с этим зверьем невозможно, что она будет вредить им, как только сумеет, если только они не порешат ее раньше, чтобы не опоздать, весной, как только растаял снег, она ушла в партизанский лес, и вот уже восемь месяцев для нее нет другой жизни, кроме лесной жизни отряда с ее постоянными опасностями, голодом, холодом, множеством различных невзгод — кроме войны.

— Вот и река. Как переходить будем? — спросил Антон, останавливаясь на невысоком, подмытом водой берегу. — Вплавь? Или по воздуху?

Он, конечно, шутил, сдвинув на затылок облезлую, из овчины шапку с оборванными завязками, и она смотрела на темную в белых берегах неровную полосу воды, и та сегодня не казалась ей страшной. Уж вдвоем они как-нибудь переберутся через эту плюгавую речку, едва не утопившую ее вчера вечером.

Тем не менее как перебраться, еще надо было подумать, и они небыстро пошли вдоль кочковатого, обросшего голым кустарником берега. Ледяные закраины местами были пошире, за ночь их плотно укрыло снегом, на котором кое-где проступали мокрые пятна. В одном месте, где река была уже, крылья льда почти смыкались на середине, но темневшая там промоина указывала на предательскую непрочность этой ледяной перемычки. Надо было искать что-нибудь ненадежнее.

— Может, палку какую положим? — неуверенно предложила Зоська.

— И далеко ты достанешь той своей палкой? — сказал Антон, и в голосе его Зоське послышалась легкая насмешка над ее предложением.

— А что? Я вчера перебросила и чуть не перешла.

— Чуть! Чуть не считается...

Зоська подумала, что, наверное, он лучше знал, что следовало делать, и больше ничего не предлагала, целиком полагаясь на спутника. Хотя ей и казалось, что в нескольких местах стоило попробовать перейти по закраинам, она молчала, ожидая, что скажет он.

— Чертова речка! — ворчал Антон, пробираясь в прибрежном кустарнике. — И не замерзла как следует, и мели залила. Самое хреновое время...

Время для дальних походов, конечно, было не самое лучшее. Е1еделю назад ударили холода с ветром, вчера пошел снег, который не переставал и сегодня — снежные крупинки редко, будто нехотя, неслись откуда-то из мутной выси, было неуютно и холодно, Зоська после стожка не переставала страдать от стужи, все время хотелось прибавить шагу, пробежать, чтобы согреться.