Андрей Орлов: Черный штрафбат

— А где это вы так по-немецки насобачились, товарищ сержант? — поинтересовался Листвянский.

— С сорок первого учу, — объяснил Зорин, — по первоисточникам.

Вершинин засмеялся. А Ланге одолел словесный понос. Он болтал без остановки. О том, что линия фронта очень неустойчивая, войска постоянно передислоцируют — в связи с каким-то приказом фюрера, не желающего терять хотя бы Западную Украину. Что южнее участок фронта занимает двадцать девятая дивизия вермахта, а севернее — несколько гренадерских батальонов и полк люфтваффе, который вроде как должен координировать свои действия с войсковыми частями и дивизией СС. А на три часа дня запланировано совещание в штабе бригаденфюрера Вольтке, куда они, собственно, и направлялись. Их будут искать, а, не найдя, обязательно примут какие-нибудь меры…

— Он может еще успеть, — ухмыльнулся Вершинин, глянув на часы.

Зорин торопливо размышлял. Примут меры — это непременно. Но не факт, что свернут наступление или станут форсировать события. Он не был профаном по части специфики действий немецких войск на данном историческом этапе. Не секрет, что удачи наступательных операций Советской армии в первой половине 44-го года — не только следствие гениального руководства товарища Сталина и Ставки Верховного главнокомандования, и не исключительно результат мужества советских солдат. Имеются и другие причины. Основная — отсутствие координации между частями и соединениями германских войск. Та же пехотная дивизия получает приказы из штаба сухопутных сил. Бригаденфюрер Вольтке — от рейхсфюрера СС Гиммлера. Руководство полка люфтваффе — от сиятельного шефа Геринга, который не выезжает из Берлина. Какая тут координация, если Геринг забивает косячок у себя на вилле и связаться с ним никак не возможно (извольте подождать), а Гиммлер, скажем, у любовницы? Части просто отказываются выступать без высокого распоряжения, нет согласия в большой семье, где каждый тянет на себя одеяло и втайне желает поражения своему партайгеноссе. Пока наступали — как-то договаривались, а после перелома в сорок третьем, когда неудержимо покатились обратно…

— Ну что, командир, прикончим засранца? — предложил Дорохов после того, как Ланге выдохся. — Вроде все рассказал, нового не придумает.

— Нельзя, — покачал головой Зорин, — языка хотят в штабе. Одно дело — мы с вами напоем, совсем другое — большой немецкий чин. Кому больше доверия? («Что-то тебя заносит, — подумал он. — Пришьют когда-нибудь антисоветчину».) Так что хватаем герра Ланге и тащим на себе за тридевять земель.

— Пусть хоть помоется, — предложил Цыгайло. — Не нанимались мы тут все это нюхать.

Пленный вслушивался в интонации их голосов, переводил испуганные глаза с одного на другого. «Не хочет умирать, — подумал Зорин. — Ну как же, мы не любим СС, у нас две дочери. А сколько русских дочерей вы, суки, уже загубили?!»

— Жалко, я бы прикончил, — опечалился Дорохов. — Ненавижу этих тварей. Ладно вермахт — все понятно, враги, но люди подневольные, мобилизованные. А СС, как известно, дело добровольное…

— Уже нет, — напомнил Зорин. — А вот раньше действительно — только добровольные, сознательные, высокие арийцы, без примесей — и чтобы обязательно знали свою родословную до пятого колена.

— В сорок первом было добровольным… Я бы этих тварей за один лишь Бабий Яр — всех, под корень… — Дорохов сжал кулаки, уставился с ненавистью на пленного, который под таким моральным давлением снова начал ерзать.

— А что у нас в Бабьем Яре? — сглотнув, спросил молодой Листвянский.

— Район такой в Киеве. Между Лукьяновкой и Сырцом. Овраги там здоровые, метров двадцать — двадцать пять глубиной. Как фрицы взяли Киев в сентябре сорок первого, ни дня не было, чтобы в Бабьем Яре кого-ни-будь не расстреливали. Мне сестра рассказывала, она всю оккупацию в Киеве прожила… Айнзатцгруппа «С» доктора Раше, в составе зондеркоманды штандартенфюрера Пауля Блобеля. На всю жизнь запомню эти имена… Мать лежала в психиатрической клинике имени Павлова. Всех пациентов, около тысячи, расстреляли первым делом. А потом понеслось — киевских евреев извели вчистую, матросов Пинской флотилии, цыган, пленных солдат, коммунистов, комсомольцев, подпольщиков… Оуновцев — и тех стреляли. Укладывали трупы в несколько слоев, землей слегка засыпали и снова стреляли. И так два года. Музыка в Бабьем Яру постоянно играла, и самолет кружил, чтобы выстрелы не слышали… Наши об этом не сообщали, но люди рассказывают, что там людей поубивали тыщ сто — в одном лишь овраге… — У Дорохова костяшки пальцев побелели от волнения. — Я сам-то не хохол, из Самары… ну, в смысле, из Куйбышева, а в Киеве мать с сестрой жили. Наташка выжила, встречались, когда в Киеве в декабре стояли, а мать не нашли. Как ее найдешь — там экскаватором рыть нужно…