Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости

«Держись, — сжав зубы, приказал он себе. — Держись и подавай мальчишкам пример. У них, кроме тебя, никого теперь нет».

Кто-то тронул его за плечо, и старшина обернулся. Перед глазами снова все поплыло.

— Ваше задание выполнено, — докладывал запыхавшийся Пахомов. — Проход расчищен, «оружейку» вскрыли.

— Отлично, — выдавил старшина, стараясь не показать вида, что едва держится на ногах. Солдаты должны думать, что с ним все в полном порядке.

— Только выход из казармы наглухо завалило, не выбраться, — растерянно пробурчал сержант.

— Ч-черт! — выругался Кожевников. — Раздать оружие и патроны личному составу, расставить стрелков у окон по периметру казармы. Пулеметчиков по возможности на крышу.

— Слушаюсь! — отчеканил сержант и убежал выполнять распоряжение.

Кожевников попытался сделать шаг, но силы оставили его. Голова кружилась, перед глазами плыло, словно в тумане, а стены и люди раскачивались из стороны в сторону. Старшина опустился на пол, прислонился спиной к выщербленной стене.

«Война… война…» — осознание ужаса происходящего колокольным звоном било в его мозгу.

Но еще сильнее пронзала мысль о дочери, находившейся на Центральном острове у лейтенанта Сомова. Как она там? Что с ней? В той стороне сейчас особенно сильно гремело. Враги переместили удар своих пушек в глубь крепости, и теперь сотни снарядов рвались там, превращая все в руины. Здесь же, на Западном острове, расположенном на самой границе, взрывов стало значительно меньше, а это означало только одно — сейчас сюда будет брошена вражеская пехота, чтобы добить тех, кто пережил артобстрел, и занять позицию.

Кожевников рывком поднялся, но снова рухнул. Подоспевший Мамочкин подхватил его и принялся наскоро перевязывать голову.

— Пусти! — попытался вырваться старшина. — Нашел время!

Но вечно робкий солдат на этот раз проявил удивительную настойчивость, продолжая наматывать бинт, и Кожевников перестал сопротивляться. Он вдруг обмяк и затих. Его сознание на мгновение поглотил мрак.

Сколько времени он находился без сознания, старшина не знал. Но, судя по всему, недолго. Несколько раз моргнув, он попытался сфокусировать взгляд, начал подниматься с пола. Мамочкин бережно поддерживал его за локоть.

— Связь есть? — спросил он у стоящего рядом с винтовкой наперевес Пахомова.

— Нет, — виновато ответил сержант.

Кожевников посмотрел на часы — три часа двадцать минут. Канонада постепенно стихала, слышались отдаленные взрывы, но по Западному острову бить уже перестали. Старшина окинул взглядом столпившихся вокруг него притихших солдат. Явно напуганные и растерянные, они взирали на старшину с надеждой в глазах.

— Слушай мою команду! — обратился он к бойцам. — Приказываю занять круговую оборону. Раненых отнести в каптерку. Выполнять!

Пахомов передал старшине винтовку и патроны к ней. Кожевников проверил магазин, распихал патроны по карманам брюк и, пошатываясь, направился к выходившему на запад окну.

— Кто-нибудь, эй, Мамочкин! — окликнул он, обернувшись. — Найди мне бинокль. В каптерке должен быть.

Он выглянул в окно. По двору метались полуодетые солдаты. Густые клубы дыма, горящие постройки и покореженные взрывами автомобили транспортной роты 17-го погранотряда заслоняли обзор.

Артобстрел заканчивался, сейчас начнется наступление и появится немецкая пехота. Такую тактику он уже повидал на своем веку.

Кожевников оглядел солдат. Они прижались к окнам, крепко держа оружие. Даже новички вели себя достойно. Они уже совладали с первым испугом и теперь были полны решимости встретиться с врагами лицом к лицу.

Мамочкин наконец принес бинокль, и старшина прильнул к линзам, настраивая резкость. Сквозь дым и туман сперва было видно только размытые пятна вдали, но вскоре он уловил смутное движение. Кожевников попытался поймать фокус, всматриваясь внимательнее. Расплывчатые тени стали более отчетливыми.

— Огонь по противнику открывать только по моей команде! — выкрикнул он нарочито бодро. — Пулеметным расчетам бить короткими очередями, патроны беречь! Держать оборону, пока не подойдут основные силы и не сломают немчурам хребтину!

И тут он ясно увидел десятки темных фигур в немецких касках. Они были совсем близко. Кожевников даже разглядел лицо одного из них. Обыкновенный худощавый парень в толстенных очках. Немцы двигались быстро, слаженно и не особо таясь. Конечно, после того ада, что устроили здесь их пушкари, едва ли можно было рассчитывать на сопротивление.