Георгий Свиридов - Летом сорок первого

Капитан Флеров вместе с офицером штаба, невысоким пожилым майором, стоял на вершине пригорка возле пышного куста и каждый из них рассматривал в бинокль большое село, в котором еще с вечера начали накапливаться крупные силы врага. В ясное солнечное утро хорошо просматривались и сосредотачивающаяся в ложбине для атаки пехота, и артиллерийская позиция и, главное, – большое количество танков, чем-то похожих издалека на темные спичечные коробки.

Майор заметно нервничал. Он видел скопление врага и, наученный горьким опытом первых недель войны, почти физически ощущал ту страшную опасность, которая исходила оттуда, из этого села, готовясь накрыть их, как внезапная большая волна. Майор знал, что вчера гитлеровцам удалось значительно потеснить наши части, а на этом участке ценой больших потерь они смогли прорвать оборону и вклиниться глубоко в тыл, захватить село. Остановить врага было нечем, все резервы давно брошены в бой. На пути гитлеровцев лишь тонкая цепочка пехотинцев с двумя противотанковыми пушками. Долго ли они продержатся? Вся надежда на батарею капитана Флерова, которую по приказу начальника артиллерии фронта спешно, всего час назад, перебросили на этот участок.

– Чего еще ждем, комбат? – нервно спросил он Флерова. – Пора, а то будет поздно. Немцы, как всегда, ровно в семь начнут атаку.

А Флеров не опускал бинокля, рассматривал скопление врага. Он казался невозмутимо спокойным. И это его уверенное спокойствие передавалось другим. Здесь же на наблюдательном пункте разместились под кустами и разведчики батареи, и телефонисты, и солдаты взвода управления. Командир батареи и сам понимал, что положение в любую минуту может измениться. Но он не мог отдать приказа открыть огонь, поскольку еще не все боевые установки доложили о своей готовности к бою. Задерживался Валентин Овсов. У него, как знал капитан, при последнем залпе, который произвели на рассвете, сильно обгорели контакты электрооборудования, и сейчас сам Овсов вместе с механиком Закомолдиным колдуют и мудруют, чтобы побыстрее все наладить.

Флеров, не опуская бинокля, спросил у телефониста:

– Как дела у второго?

Второй – это и есть Овсов, командир второй боевой машины. Телефонист, шустрый молодой солдат из студентов, крутанул ручку аппарата, соединился с огневой позицией, выслушал ответ и просиял лицом, на котором крапинками светились веснушки.

– Товарищ комбат, второй заканчивает установку последнего снаряда.

– Добро.

На наблюдательный пункт, пригибаясь, как под обстрелом, прибежал взволнованный старший сержант, командир гаубичного расчета. Пшеничные усы его торчали в обе стороны, порыжевшая пилотка сползла на бок и чудом держалась на голове.

– Товарищ капитан, на огневой позиции задержаны посторонние! Из пехоты.

– Кто такие? – спросил майор, понимая, что посторонние могут быть бойцами ближайшего подразделения.

– Двое раненых, – уточнил сержант, потом показал рукой в сторону леса, где под охраной артиллеристов находились неизвестные. – Крутятся возле боевых машин, а это не положено. Мы их и задержали.

– Ваши? – спросил Флеров майора.

– Может быть, – ответил тот, – каждому любопытно, сами понимаете.

– У нас не цирк, – сухо произнес Флеров.

– Сейчас разберусь, – пообещал майор, которому самому очень хотелось посмотреть хоть одним глазом на расчехленное секретное оружие, и поспешил вниз со взгорка вместе с сержантом.

Около двух сосен майор увидал задержанных. Под дулами винтовок понуро стояли раненые. Ничего подозрительного майор в них не обнаружил. У одного сплошь забинтована голова, и сквозь бинт просочилась и спеклась кровь. У второго – правая рука на перевязи, кисть и предплечье по локоть схвачены бинтами вместе с какой-то деревяшкой, рукав высоко засучен. К тому же он опирался на самодельный костыль, левая ступня и часть ноги до колена в старых с пятнами крови бинтах. Майор даже на какое-то время стушевался. «Действительно, мы чересчур засекретились, – подумал он. – Солдаты на передовой жизни своей не жалели, а мы тут их подозреваем и вдобавок еще арестовываем».

Увидев приближающегося майора, раненый в руку и ногу, запрыгал на костыле к нему, не обращая внимания на охрану:

– Товарищ майор, чего они к нам прицепились? Что за безобразие? Раненых задерживают! Мы кровь свою пролили за Родину, а эти нас арестовывают! Пусть нас отпустят скорее, нам госпиталь нужно догонять.

Раненый в голову мычал что-то нечленораздельное, но явно ругательное.