Владимир Маканин - Асан

Полумрак складов при таком шаге засасывается напрямую в меня изо всех углов — в мои артерии, в сердце… в мозги… в мышцы ног. Это профессиональное… Складской человек обязан слышать мышей раньше, чем мыши его.

Я легко различил голоса пацанов. Их разговор о ефрейторе Снегире.

Затем неразборчивое бу-бу-бу.

Я колебался, зайти ли к ним. Только убедиться, что у них все спокойно. Для этого достаточно прислушаться… Стоя у двери… Или, может, зайти к ним, заглянуть?.. На минуту.

Я уже было толкнул дверь, но тут они заговорили про меня… Ага!

— … Ждет колонну.

— Ни фига он не ждет.

— Нам не выбраться, пока майор не поможет.

— Н-не хочет он н-нам помогать. П-почему?.. Не знаю. Меня тошнит, когда этот старый м-мудак говорит мне «сынок»…

«Старый мудак» меня задело без обиды.

Не понравилось?! Я только усмехнулся… Дети… Для подросших детей такой выпад обычен. Кто из отцов для них не старый мудак?

— Все здесь не так. И этот пакгауз его мудацкий!.. И ложка его мудацкая!

Алик взорвался. Я услышал легкий звон. Он, видно, швырнул ложку куда-то в угол… С ненавистью!.. Солдатская подружка. Легкая алюминиевая ложка.

— Ямой пугает! Зинданом!.. Что он знает о яме?!. Да мы и так у него в рабах — в этой вонючей темной яме сидим!

Алик вопил в сторону двери, словно знал, что я здесь и рядом.

Но я сдержал себя… Возможно, его солнечные зайчики. Не дающие покоя его глазам… Больной пацан.

Олег успокаивал, такой рассудительный:

— Как только Хворостинин поведет колонну, сразу и мы… Майор нас отправит. Майор Жилин правильный мужик.

— Крутит он… Сколько раз он нас надувал. Завтра, завтра! день-два!.. И опять завтра!

Олежка повторил:

— Он правильный мужик. И он твои деньги взял.

— И что?

— У него семья. Значит, деньги для него важно… Деньги не просто так.

Алик фыркнул:

— Деньги?.. Для него сотня долларов не деньги… Они здесь такими тысячами ворочают! Они думают, солдатня ни хера не понимает, кроме как пожрать… А мы понимаем!.. Мы еще как понимаем! Я даже не знаю, зачем он взял мою зеленую бумажку… Подтереться!

Олежка:

— Я щас дам тебе воды…

— Подтереться ему было нечем!.. Вот и взял!

Даже стоя за дверью, я слышал, как его трясло… Топчан дергался по линолеуму… И характерно, что Алик почти не заикался. Лихорадочная тряска тела поглощала тряску речи. Он, видно, повалился на постель… Его било. Как в ознобе.

Олежка дал ему воды. Но тот только колотил зубами о стакан… Разлил, как я понял, воду на постель.

— Не ругай меня за в-воду. Рука дернулась…

— Не ругаю.

— Я, Олежка, д-думаю… Почему во мне такая слабина? Почему я так нелепо болен?.. Какой я солдат!.. Почему я стал никаким пацаном и всякое г-говно надо мной смеется?

Олег, вероятно, вспомнил, как он сам совсем недавно вытягивался и отдавал честь при мысли о приближающемся офицере.

— А я?.. Я такой же.

— Когда просыпаюсь, слышу допрашивающие меня голоса. И еще эта желтая гнусь… осколками лезет… в глаза.

— А я?.. Я, чуть что, орал про долг и всякое такое… Но теперь мы в порядке. Мы получше.

— Ты мне не ответил?

— Что я не ответил?

— Про говно. Почему говно надо мной смеется, если я обычный контуженный?

— Потому что они говно, Алик.

— Да?.. Правда?

Алик засмеялся. Нервный, но слегка успокаивающий себя самого смех… Дрожь, похоже, его уже не била.

Они помолчали.

Олег сказал:

— Давай я чай сварганю.

— Давай… И давай о ребятах. О наших.

Я знал, у них завелась такая игра. Такая развлекуха в конце дня, расслабляюшая нервишки в скуке пакгауза.

— … И как пацаны нас ждут и как нам обрадуются. Они же считают нас погибшими… Олежка! У тебя же такая память… Давай… У тебя память! Начинай.

Олежка, задумавшись, почесал переносицу. (Я так и видел этот узнаваемый солдатский жест.)

— С кого?

— С кого хочешь?.. Наших храпунов кто в казарме лечил?

— Петраков… Подкрадывался к храпящему, но всегда, шутничок, не со своей, а с чьей-то подушкой. Затыкал лицо… и смывался.

— Не. Не… Петраков не прикольный… А вот Генка!.. Он бил в ладоши, как из пушки. А сержант Сучок?.. Его приколы не забыл?.. Засранцы, смир-рна!.. Кто спал плохо ночью?.. Повторяю: КТО… ПЛОХО… СПАЛ НОЧЬЮ?.. Ты и ты?.. Значит, ты и ты маловато вчера работали. Значит, сегодня — вперед!

— А Васек, помнишь?.. четырнадцать чихов!

Они в игру играли…

Как раз Васька€, вернувшись в свою часть, они, быть может, не увидят… Как знать! С жуткой раной валялся их Васек… Когда их колонну громили в ущелье чичи. Но, может, прикольный Васек и уцелел, а значит, это их Петраков там лежал… Лежал среди стихающей стрельбы и рот раскрывал… Как рыба.