Когда он был еще мальчишкой лет восьми-девяти, у них в колхозе строили новую ферму, и то ли для кормораздатчика, то ли для вентиляции привезли и свалили рядом со стройкой длинные трубы из листового железа. Пацаны долго мудрили, как бы приспособить эти трубы для игр, и додумались пролезать сквозь них. Федя, чтобы доказать всем, что он не трус, полез первым. В самой середине трубы он, зацепившись за что-то штанами, застрял, испугавшись, начал дергаться туда-сюда, еще плотнее застрял и начал взывать о помощи. Пацанве только того и надо было: она с веселыми воплями принялась бегать по трубе, стучать по ней палками, кулаками, камнями. Федя от навалившегося на него ужаса начал задыхаться и потерял сознание. Обошлась ему та труба дорого: пролежал он в больнице больше трех месяцев с тяжелым нервным потрясением и на всю жизнь обрел стойкий страх перед замкнутыми пространствами — панически боялся вновь задохнуться.
Совершенно непреодолимым, драматически жутким для него испытанием был обязательный в учебном отряде выход через торпедный аппарат в легководолазном снаряжении. Ведь это была все та же труба диаметром чуть больше полуметра и длиной восемь метров. Да еще заполненная водой! Все остальные ребята из его смены разок-другой проползли сквозь сухой торпедный аппарат, быстренько приноровились и бестрепетно забирались в узкую его горловину. Когда в аппарат их ложилось четверо, задраивалась задняя крышка, курсанты включались в водолазные дыхательные аппараты, труба заполнялась водой, открывалась передняя крышка, они друг за другом выползали в бассейн и выплывали на поверхность. Вот и все! Просто и совсем не страшно!
Но это для кого как. Федя только влезал в трубу по пояс, как сердце начинало беспорядочно трепыхаться, и тяжкое удушье схватывало его за горло. Под общий смех он с ужасом на лице стремглав вылетал из аппарата. Инструкторы сначала кричали на него, ругались, пытались пристыдить, но потом поняли, что заставлять Федю лезть в аппарат — занятие совершенно безнадежное. Он панически боялся этой трубы.
Один из водолазных инструкторов, пожилой мичман свирепой наружности, с черным от татуировок торсом, однажды оставил Федю после занятий в учебном корпусе, посадил рядом с собой, обнял за плечи и попросил:
— Расскажи, сынок, что тебя так пугает. Я вижу, у тебя что-то было в детстве… Не бойся, расскажи…
Федя разрыдался горькими облегчающими слезами и поведал мичману, всхлипывая и сморкаясь, про трубу и про то, как он чуть не отдал в ней богу душу.
Больше залезать в аппарат Зайцева уже никто не пытался заставлять. Ему зачли ЛВД (легководолазное дело) и без этого упражнения. Опытные инструкторы мудро рассудили, что ставить Зайцеву двойку будет себе дороже: по начальству затаскают. А доведется ли ему на флоте спасаться через торпедный аппарат или нет — бабушка надвое сказала. Кому-кому, а уж им-то было хорошо известно, что подводников, которым удалось в годы войны спастись из затонувшей подводной лодки таким вот манером, можно пересчитать по пальцам.
Учебный зачет Федя получил, а вот жизненный перед самим собой он не сдал. Не смог переломить страха. Долго казнился Федя. И долго еще, лежа по вечерам в койке, воображал, как он геройски мигом проскакивает эту распроклятую трубу, а ночью просыпался в холодном поту — опять задыхался.
И вот сейчас, когда над головой гукнули клапана вентиляции, когда за бортом загудел выходящий из цистерн воздух, когда на смену качке и шуму волн пришли покой и гулкая тишина, Феде стало жутко до тошноты, он явственно почувствовал, как ему перестало хватать воздуха, закрыл глаза, и ему показалось, что он холодеет и куда-то проваливается. Но это был всего лишь какой-то миг. На его плечо легла рука.
— Ты чего это, Федор Мартынович? Ну-ка, гляди веселее. С первым погружением тебя. — Негромкий ободряющий голос старшины Киселева напомнил Феде того мичмана из учебного отряда, и у него защипало глаза.
* * *
Старенький каботажный сухогруз «Кемь» шел в порт с пустыми бочками для рыболовецких побережных колхозов. Кроме того, в его трюмы была загружена всякая промысловая всячина — сети, тралы, кухтыли, бобинцы и сотни ящиков с шампанским. Планирующие торговые организации в центре считали, что жители никак не могут обходиться без шампанского. Удивляться было нечему: за неимением другого местные выпивохи раскупали его ящиками. Спрос рождал предложение, и создавалось впечатление, что именно здесь проживали самые тонкие ценители искрящегося напитка. Поэтому и затоваривали «шампузой» из расчета по ведру в год на душу населения вне зависимости от пола, возраста и склонности к выпивке. Замкнутый круг вращался бесперебойно, и «Кемь» только и знала, что развозила круглый год миллионными тиражами эту веселящую душу продукцию.
Читать дальше