Владимир Порутчиков - Брестский квартет

По своему опыту бывший поручик знал, что ничего так просто в жизни не происходит: раз Господу было угодно вывести его к этой машине, значит это — неспроста. Во всяком случае это был шанс, который разведчику не следовало упускать.

Но какими судьбами занесло на эту лесную дорогу немцев?

Притаившийся за деревом Крутицын некоторое время внимательно наблюдал за происходящим. Из обрывков долетавших до него фраз он вскоре выяснил, что машина везла тяжелоранненых солдат на аэродром для оправки в тыловой госпиталь, но решивший сократить маршрут шофер, не справился с управлением и угодил в переполненный дождевой влагой кювет.

Едва только Крутицын услышал про аэродром, то в голове его невольно сложилась спасительная, как он подумал, цепочка: машина, аэродром, самолет. «Надо во что бы то ни стало добраться до этого аэродрома, а там, как говорится, поглядим».

Санитары тем временем бросали под задние колеса новые и новые пуки веток, и снова, напрягая все свои силы, упирались в борта, мужественно подставляясь под потоки бьющей из-под буксующей машины воды и грязи, но все было тщетно.

«Кажется, пора вмешаться», — решился наконец Крутицын, когда, предприняв очередную безуспешную попытку, взмокшие, забрызганные грязью санитары в изнеможении опустились на дорогу и закурили папиросы, — в сторону старшины сразу же потянуло сладковытым дымком, — а севший на подножку кабины шофер в отчаянье обхватил голову руками. Оружия ни у кого из них видно не было.

— Что здесь происходит? — громко спросил Крутицын, внезапно появляясь из мрака с наставленным на немцев автоматом. И хотя старшина не сомневался, что произведет на «зрителей» неизгладимое впечатление, действительность превзошла все его ожидания…

Один из санитаров, издав неподдельный крик ужаса, опрокинулся на спину, а другой, выронив папиросу, тут же нервно вскочил и зачем-то вытянулся по стойке смирно. Лишь шофер дернулся было достать что-то из кабины, но Крутицын, коротко поведя дулом в его сторону, быстро сказал:

— Не стоит. Идите-ка лучше к своим товарищам.

Когда шофер присоединился к санитарам, старшина повторил свой вопрос:

— Что здесь происходит? Какого полка?

Увидев немецкую форму и сообразив, что к ним обращаются на родном языке, солдаты несколько успокоились, а шофер рассказал, что с ними произошло.

Как оказалось, по пути на аэродром у машины дивизионной медслужбы пробило колесо, и довольно-таки долго провозившийся с его заменой шофер, боясь опоздать к санитарному самолету, решил сократить маршрут через лес; тем более, что дорога эта была ему хорошо знакома. Но сегодня им явно не повезло…

— Все из-за дождя, господин фельдфебель! И проклятого колеса. Не иначе! — добавил под конец рассказа расстроенный шофер, которого так и подмывало в свою очередь спросить, что здесь делает Крутицын. К этому времени немцы окончательно успокоились, а когда старшина сказал им, что он из прочесывающей лес команды и под его началом еще несколько солдат, то и вовсе пришли в восторг: вшестером-то они точно смогут вытащить проклятый грузовик из канавы.

— Только с нами еще двое раненых, — Крутицын решил пока не открывать немцам, кто он есть на самом деле, справедливо посчитав, что расслабленными, не ожидающими подвоха людьми управлять гораздо легче. Самое главное — не дать им опомниться. — Один — русский диверсант. Так что потребуется ваша помощь. Носилки в машине имеются?

— Так точно, господин фельдфебель! Разрешите спросить: а что, в этом лесу скрываются русские диверсанты?

— Скрывались, но уже все уничтожены, кроме двоих, взятых нами в плен.

Шофер с ужасом подумал, какой опасности подвергался всякий раз, когда выбирал именно этот маршрут, и мысленно тут же поклялся себе, что впредь будет ездить только по главной дороге, несмотря ни на какие непредвиденные задержки. Теперь ему сразу стало понятно настороженное поведение фельдфебеля.

Тем временем один из санитаров, гулко стукнув открываемым бортом, уже вытаскивал носилки из крытого тентом кузова, откуда послышалась новая порция брани и криков:

— Проклятье! Долго ли еще эти тыловые жеребцы будут издеваться над нами? Так и подохнуть недолго!.. Костоломы!

Стараясь не выпускать из вида стоящих на дороге, старшина быстро глянул внутрь машины. Посветил фонариком. Человек шесть раненых, обмотанных с ног до головы бинтами, лежали на щедро устилавшей пол соломе; двое или трое беспомощно тянули вверх руки, черными провалами выделялись на их восковых лицах искаженные страданьем рты. Никакой опасности, понял Крутицын, лежащие не представляли. В глазах старшины они уже перестали быть солдатами вражеской армии, и ничего, кроме жалости, он к ним сейчас не испытывал.