Борис Витман: Шпион, которому изменила Родина

Популярным занятием наших мальчишек было выбрасывание из окон чернильниц и других не слишком громоздких предметов прямо на головы прохожим. Один из аттракционов был выдающимся — балбес взобрался на подоконники стал писать на прохожих.

Но как бы там ни было скверно, были и радости: я занимался в изокружке, а потом и в студии. К рисованию я пристрастился рано и занимался с неизменным увеличением. Параллельно продолжал занятия спортом на стадионе, освоил вождение автомашины.

Годы учебы в школе на Большой Грузинской не оставили в памяти моей ни одного светлого воспоминания. Не могу припомнить даже никого из преподавателей. А вот два года, проведенные в немецкой школе, отчетливо помню по сей день.

Окончил я в этой школе седьмой класс и перешел в только что открытую новую школу, рядом с площадью Маяковского. Эта — во всем отличалась от предыдущей: и самим зданием, и учителями, и учениками… И ученицами.

На одном этаже с нами находился седьмой «А» класс! Знаменит он сразу стал тем, что там училась главная достопримечательность нашей школы — первейшая девица-красавица Галина Вольпе, дочь начальника штаба Московского военного округа комдива Вольпе А. М. Впервые я увидел ее на перемене. Проходя мимо, она гордым движением головы откинула прядь темно-каштановых волос, спадающую на глаза. Со мной что-то произошло, и я не сразу смог определить, что именно… Я не ахнул, не остолбенел — я забыл на некоторое время, где нахожусь… Скорее всего, просто пришла пора!

Другой раз я увидел ее, когда она выходила из машины отца — ее подвезли и высаживали недалеко от школы — без головного убора, опять с той же спадающей на глаза прядью волос. Нет — это было неотразим о… Иногда она даже САМА УПРАВЛЯЛА ЭТОЙ БОЛЬШОЙ ЧЕРНОЙ МАШИНОЙ!.. Или мы это уже все вместе придумали?.. Всю зиму она ходила в своей черной кожаной куртке, без головного убора и все так же время от времени гордым движением головы откидывала непокорную прядь волос. Я знал, что в нее было влюблено чуть ли не все мужское население школы, начиная с опупелых первоклассников и кончая комсоргом школы Романом. Даже наш молодой директор Иван Петрович, как поговаривали, тоже был к ней неравнодушен.

Я долго сопротивлялся этому все сметающему чувству, убеждал себя в том, что недостоин ее, что не обладаю необходимыми достоинствами… С одной стороны— никакой надежды, а с другой… — все же написал ей записку. Ответа не последовало. Позже подруга Галины Шура Пахарева рассказывала: «Галина каждый день ворох этих записок выбрасывает в урну не читая».

Значит и мою записку постигла та же участь. «Ну и поделом, — корил я себя, — возомнил себя героем-любовником». И все же мое самолюбие было уязвлено. Заставлял себя не думать о ней и старался избегать встреч.

В дополнение к занятиям легкой атлетикой записался еще и в волейбольную секцию. Но однажды во время игры в спортзале появилась Галина. Я тут же вышел из зала и решил больше там не появляться. Прошло несколько дней, ко мне подошла Шура Пахарева и вручила маленькую записочку. Еле сдерживая волнение, я прочел: «Если тебе неприятно видеть меня, я больше не буду ходить в спортзал. Вот и все. Гали на В.».

После этой записки состоялось наше первое торжественное свидание. Мы вышагивали по малолюдной Брестской улице и боялись прикоснуться друг к другу. Шел снег, было холодно и скользко Мы никак не могли решиться даже толком взглянуть друг другу в глаза. Иногда звучал короткий вопрос и односложный ответ Наше первое свидание в заснеженных холодных сумерках скорее походило на прощание людей, готовых к разводу… В конце концов я проводил се до дома на Ва-сильсвской улице, и мы торжественно расстались.

Только когда она скрылась в подъезде, я почувствовал, что продрог до мозга костей — меня колотил озноб и еще преследовало ощущение яростного недовольства собой. Я нещадно ругал себя и повторял: «Вот так рушится все лучшее на земле, из-за глупой нерешительности!.. Размазня!»

Па следующий день, на перемене, Галина, проходя мимо, незаметно сунула мне в руку записку: «…! Извини, что все так нескладно получилось у нас с тобой. (Тут можно было бы потерять сознание, но я не потерял!..) Я очень волновалась и не могла говорить. Скажи, что не сердишься на меня. Жду ответ»..

Ничего более прекрасного в моей жизни не происходило…

Продолжение нашего романа развивалось бурно! Но главным образом в записках — мы им доверяли наши самые сокровенные и пылкие чувства. Дни не летели, а горели — это были самые счастливые дни, — и видите, они остались таковыми в памяти на протяжении всей жизни. Так что не надо шутить с юношескими романами.