А. Поздняков - Антивоенный синдром или Преданная армия

«Впрочем, полагаю, что кто-кто, а «лидеры» наверняка представляли себе истинное положение дел, понимали, что, к великому нашему стыду, республика не в состоянии одеть, обуть и накормить свои народ, не говоря уже о большем — об экспорте наших изделий в другие страны, об их конкурентоспособности на мировом рынке. Знали. Но «дипломатично» молчали, толкая к пропасти молодежь, которая, естественно, в силу своей неопытности и, увы, недостаточной информированности не в состоянии оценить всю сложность ситуации. Знали о неприемлемых, антисоветских лозунгах, под которыми выступали митингующие. Знали, но… Не успели верно сориентироваться, при помощи веских аргументов доказать: ни с политической, ни с экономической точки зрения выдвинутая платформа несостоятельна». Г. Куртанидзе, стержневщик завода «Ценгролит», Герой Социалистического Труда (Вечерниц Тбилиси. 1989. 13 апр.).

«Ситуацией на площади целиком владели лидеры неформалов, как они себя называют, «радикалов». У них даже была свои дежурные — с зеленой повязкой на руке. По моей просьба один из таких дежурных подвел ко мне сопровождаемого двумя дюжем и молодыми людьми Ираклия Батиагавргли — одного из лидеров неформалов. Уединившись в медпункте, развернутом в Доме художника, мы мирно беседовали. Батиашвили подробно рассказал мне о политических платформах «радикалов» в Грузии. Слушая его, я понимала, какую непростительную оплошность допустили все мы, работники идеологического фронта, не вступив своевременно с этими лидерами в диалог. Разумеется, никто из нас не мог и предвидеть, какой жуткой трагедией обернется эта, мягко говоря, оплошность. Нашу беседу прервало выступление Д. Патпашвили, транслируемое по радио на площадь, Мы вышла послушать. Слова выступающего звучали настолько вяло, что найти отклик у митингующих, взбудораженных речами лидеров «радикалов», они не смогли. Едва смолк выступающий, раздался голос Церетели. Мне не доводилось видеть его когда-либо, я, естественно, не одобряла его позиции его призывов, возмущалась беспардонной антисоветчиной, однако отдаю должное его ораторским способностям, умению владеть аудиторией, а это немаловажный фактор для контакта с нею. Главное же — лидеры «радикалов» постоянно находились здесь же, с митингующими, в глазах которых они, не боясь правоохранительных органов, произносили «жутко» смелые речи и, естественно, выглядели героями. А руководители республики, ее уважаемые, знатные люди в то время, когда значительное число тбилисской молодежи находилось на улице, выступали, уговаривали ее разойтись по… телевидению. Кого они уговаривали — бабушек, дедушек? Почему никто из них не встал у микрофона на площади, не повел диалога— непосредственного, обоснованного, доказательного, умного — с молодежью? Почему организаторы митинга оказались подготовленными к этому диалогу с молодежью, а мы, работники идеологического фронта, партийные и советские руководители республики, многие представители интеллигенции и рабочего класса, — застигнутыми надвигавшимися событиями врасплох, в результате чего и стали возможными трагические события 9 апреля?» (Вечерний Тбилиси. 1989. 25 апр.)

В той же статье и тот же автор: «Я была на площади седьмого вечером. Видела, как мальчишка-старшеклассник, безусловно чувствовавший себя героем, приклеивал к статуе перед Домом правительства лозунги. Чтобы паренек не свалился, товарищи сзади поддерживали его. А рядом взрослые спокойно глазели на происходящее: шутили с девушками работники правоохранительных органов, которым уже сутки спустя, рискуя жизнью, пришлось спасать тех же девушек».

И вот Тбилиси, проспект Руставели, 4.00:

«В четыре утра без предупреждения четыре бронетранспортера, выстроившись в линию, двинулись по улице со скоростью километров десять в час. К этому моменту мостовая была очищена самими демонстрантами. Пропустив машины, толпа сомкнулась. Следом за бронетранспортером шли солдаты в бронежилетах со щитами и дубинками. Оказавшись перед линией людей, они остановились. Я был метрах в пяти от противостояния, слышал крики. Какая-то женщина бросила в строй туфлю. Возможно, кто-то из собравшихся проявил несдержанность, хотя на митинге призывали к непротивлению. Камней, палок в этой фазе драмы я не видел. Затем, словно по команде, взметнулись дубинки. Из боковой улицы вышли другие группы солдат. У кого не было дубинок, пользовались саперными лопатками. Солдаты стали теснить демонстрантов, которые активно сопротивлялись. В ход пошли камни, палки, выломанные тут же из ограждения, дубинки, отобранные у солдат. Кто, не успев добежать, остался за линией цепи и спрятался в кустах, надеясь спастись, оказались ранеными. В убегающую толпу полетели гранаты со слезоточивым газом. Одна граната упала рядом со мной. Резкая боль в глазах, слезы не давали снимать. В возникшей панике толпа бежала по тем, кто не смог оправиться от сильных ударов по голове, и по тем, кто не смог выдержать гонки и упал. Не успев увернуться от удара, я получил по спине дубинкой и побежал… В течение часа проспект был очищен от демонстрантов, на мостовой остались камни, разбитая видеокамера, вещи и несколько автобусов и грузовиков, которыми демонстранты закрыли основные улицы я проспект, защищаясь от возможной танковой атаки» (Рост Ю. Трагическая ночь в Тбилиси//Молодежь Грузии. 1989. 13 апреля).