Андрей Тургенев - Спать и верить.Блокадный роман

Письмо было! — не так давно, но дня уж три, и когда бы еще донесли, неизвестно.

— От жениха, что ли? — спросила почтальонша Нина Ивановна.

Спросила весело, почти празднично, что входило в противоречие с усталым лицом и, главное, устрашающим объемом сумки, которую почтальонша готовила к выносу.

Варенька покраснела, что ответить. Он же не считается как жених, не записан.

— Во смущается! — пробасила Нина Ивановна. — Красна прям девица! Я помню его — дельный парень! Красавчик!

Раньше, когда пенсии не на книжку, а разносили по домам, Нина Ивановна приходила каждый месяц к маме и Патрикеевне. Всегда была такая… неунывающая.

— Вернется, — уверенно сказала Нина Ивановна. — Если ждать с любовью — вернется!

Варенька, едва вышла, углядела лавочку, присела, хотя мокрый снег летел в лицо, распечатала письмо и тут же прочла, как проглотила. Подумала, что некоторые, получив по карточке хлеб, тут же в него жадно впиваются, как она в это письмо. Вот сегодня одна женщина в красном платке прямо на глазах у Вареньки съела, не моргнув, полученную пайку, обреклась на страдания до нового дня. У нее, может, конечно, запасы, у всех ведь были запасы, да и выдачи некоторые идут, но с чего же тогда проглатывать?

Письмо так долго шло, и Арька долго, наверное, писал (хотя он не любил писать, сочинения его всегда были хоть и яркие, оригинальные, но короткие, и письмо было недлинное), а она его проглотила за несколько минут.

Так жалко, что кончилось! Варя поцеловала буквы.

Так, помнится, Патрикеевна язвила, что целый девичник неделю роет траншею от танка, а танк ее перемахивает за секунду.

Так, это сама Варенька сейчас подумала, сотни рабочих делают долго многотонный танк, а его мгновенно сбивает снаряд или даже граната.

Такая цепочка сравнений вдруг у Вареньки выстроилась, и она сама удивилась: такими они ей взрослыми, что ли, показались.

Второй раз письмо дома прочла, медленно, скрыв ото всех сначала, что оно пришло, а уж вечером — для всех, благо Юрий Федорович рано из госпиталя вернулся.

Что письмо было адресовано в первую голову не родителям, а ей, Вареньку ничуть не удивило, как должное, а вот Юрий Федорович с Генриеттой Давыдовной по этому поводу многозначительно переглянулись.

Юрий Федорович хотел бы спросить у Вареньки кое-что про Арьку и как они расстались, но спросить об этом было невозможно. Как спросить? «Ты — невеста?». Неуклюже…

Арвиль писал:

«Дорогая Варя! Дорогие папа, мама, Ким! Имею пока возможность написать и отправить только одно письмо, потому пишу коллективно, а всем отдельно напишу позже. Привет также, Варя, твоей мамушке, Александру Павловичу, Генриетте Давыдовне и бабушке Патрикеевне, хотя мы не во всем с ней созвучны. Отдельный и самый пламенный привет Биному, пусть гавкает позвончее да держит хвостище трубой.

Каждый день думаю о тебе, Варя, и обо всех остальных. Вспоминаю, как дружно жили мы все это время перед войной. Очень хочется оказаться рядом с вами, в нашей дружной уютной квартире.

Я нахожусь в войсках неподалеку, где точно — военная тайна, но разрешено писать, что я защищаю Ленинград, а значит вас всех, мои дорогие! Варенька, по дороге сюда я попал не поверишь куда! — [тут густо-густо вымарано военной цензурой]. Не верится? Я и сам не поверил!

В самих боях мне еще не приходилось участвовать, и у нас даже нет пострадавших и раненых, хотя обстановка, конечно, военная, напряженная. Мы на страже и всегда наготове, и с нетерпением ждем, когда сможем внести более важный вклад. Но и сейчас мы выполняем очень важную задачу. У нас все готовы к бою, настроение бодрое. Коллектив подобрался очень хороший, патриотический, подготовленный. У меня появились новые друзья, но о них я напишу в другом письме, сейчас сразу как-то и не знаю, что о ком написать.

Замечаний у меня по службе нет, не волнуйтесь. Даже есть две небольших устных благодарности, в частности по строительству землянок. Землянки мы строили для себя, на совесть, к тому же в нашем подразделении оказалось много умелых ребят. С такими и в бою не пропадешь.

Часто вспоминаю Ленинград, причем отдельные места, что с каким местом связано. Сегодня, например, вспоминал место у домика Петра на Петровской набережной.

А белые ночи!

Очень ненавидим фашистов.

Питание у нас налажено неплохое. Больше беспокоюсь за вас. Может быть не такое питание, как до войны в Ленинграде, без разносолов, как говорится, но достаточное и крепкое. На днях был неожиданный эпизод: в котел со щами угодила мина. И лежит там! Долго думали, есть ли. И щей жалко, и опасение, что разорвется, когда будем разливать. Но ничего, съели, все обошлось. Впервые ел щи с миной! Представьте, и на войне случаются такие юмористические происшествия. Представляю, с какой счастливой миной (попроси Александра Павловича оценить мой каламбур!) я буду вспоминать эту историю после войны!