Егор Лосев - Резервисты

Батальон четко развернулся и, вколачивая ботинки в раскаленные плиты, двинулся по плацу. Местные тоже прониклись и маршировали с серьезными, сосредоточенными лицами. Марш накатывал на строй, вызывая смешанные чувства: с одной стороны, ностальгию по прошлому, с другой, гордость за настоящее. Словно исчез песок и чахлые эвкалипты вокруг, а бетон под ногами превратился в брусчатку Красной площади, с которой когда-то в далеком сорок первом ушел на фронт Лешкин дед.

На трибуне царило легкое замешательство. Генерал с вопросительной полуулыбкой повернулся к комбату. Комбат растерянно посмотрел на прапорщика. Прапорщик не мигая глядел вытаращенными глазами в голубое безоблачное небо, усы его торчали вертикально, губа задралась, обнажая клыки, ладони сжимались в огромные кулаки. А в двух метрах левее застыл Бомба, парадная форма сидела на нем мятой пижамой, берет напоминал флотскую бескозырку, по лицу расплылась счастливая улыбка.

Генерал снова улыбнулся и что-то поощрительно шепнул подполковнику, тот расцвел и наклонился к прапорщику. Прапорщик моргнул, дрогнули усы, поменяв позицию с вертикальной на горизонтальную. Цвет лица начал медленно меняться с красного на розовый.

Замыкающая саперная рота, гулко бухая берцами, вышла с плаца. Заходя за здание столовой, офицеры командовали: «Вольно!» Стройные ряды сразу рассыпались, кто хлебать воду, кто курить. «Русские» столпились в тени, под козырьком столовой.

— Откуда? — недоумевал кто-то. — Новый марш в армии приняли, что ли?

— А мне понравилось!

— Это все русские подстроили! — засмеялся кто-то. — Зуб даю!

— А чего, — улыбнулся Серега, — как на параде побывал 9 Мая!

В толпе размахивал руками Генка.

— Я ему говорил! — кричал он, смешно подпрыгивая. — Я Бомбу предупреждал, что его прапор порвет, а он говорит, не порвет, я, говорит, псих с дипломом, вот справка!

— Плакал теперь твой диск! — сказал Серый. — Прапорщик его на обед сожрет, а Бомбой закусит!

Дежурный из наряда по кухне распахнул двери в столовую и подпер их табуретками, приглашая внутрь.

Воскресенье — начало недели, в армии всегда вегетарианский день. Бойцы лениво ковыряли запеканку. Обычно большинство «русских» в батальоне усаживалось за одним столом. Сегодня к ним присоединился Горан из саперного взвода. Горан приехал из Югославии, за что с ходу получил кличку Серби. Своей войны ему оказалось мало, решил повоевать еще и тут, благо возраст подходящий.

— Слушайте, что за музыка такая знакомая была? — спросил он. — Вроде русская?

— Русская, русская! — подтвердил Гришка, водитель БТРа. — Прямо как из детства!

К столу подошел Цвика и сказал, чтоб к 16.00 все снова явились в столовую на инструктаж. Томер оказался прав.

Черная южная ночь укрыла побережье. На севере Газы, в израильском поселении Дугит, только что сменились караулы. Заступившие внимательно изучали территорию за опутанным колючкой, ощетинившимся пулеметами периметром, ярко расцвеченным прожекторами. Наступило время ужина, в столовой шумели солдаты и офицеры. Сменившиеся караульные, устало бряцая амуницией, накладывали полные тарелки и миски еды.

Четверо солдат за одним из столов уплетали омлет из синих «молочных» тарелок. Один — высокий белобрысый сержант поучительным тоном что-то рассказывал двоим сидящим напротив салагам, то и дело обращаясь за подтверждением к чернявому очкарику с французской бородкой. Тот каждый раз с авторитетным видом кивал.

Салаги, оба худощавые и смуглые, слушали, раскрыв рот.

— А однажды, — вдохновенно врал блондин, — русские снайперы двадцать «хамасников» за раз положили — скажи, Ленчик!

Ленчик важно кивнул.

— Ка-а-ак? — восхищенно протянул один из салабонов.

— А просто, на похоронах очередного главаря сделали засаду и всех, кто был с оружием, перещелкали.

— Кла-а-асс! А где они расквартированы? — спросил другой салага.

— Возле автопарка, в дивизии. Там у них еще контейнер стоит, на нем оскаленная морда медведя нарисована. Это эмблема батальона «Алия», а они все оттуда.

Ленчик невозмутимо жевал.

Шестеро крепких стриженных почти под ноль мужчин гуськом вошли в столовую. Шум сразу стих, только отчетливо звякнула упавшая на пол вилка. Все головы повернулись к вошедшим. Шестеро прошли прилавок, разобрали тарелки и двинулись вдоль контейнеров с едой. Все они были гораздо старше 19—20-летних солдат, слишком подтянуты для резервистов, никаких знаков различия на их форме не было.