Егор Лосев - Резервисты

В столовой, по телевизору, сквозь сетку помех, политики обсуждали вывод войск из Ливана. У нас же все оставалось по-прежнему, но кое-какие перемены чувствовались. Почти прекратились выходы на проверки дорог и в засады. Стали чаще отменять выезд конвоев, приходилось питаться сухим пайком. Разведка предупреждала, что у хесболлы появились ракеты «земля — воздух», поэтому вертолеты залетали очень редко. До недавнего времени потерь не было, но теперь боевики научились бить «ПТУРами» точно по сторожевым постам. Пятеро солдат уже погибли в других опорных пунктах, Йоси был шестым. Видимо, у террористов появился снайпер, которого они возили по разным районам. Погибшие и раненые солдаты отмечали маршрут снайпера. Все гадали, где он появится в следующий раз. Потом разведка подтвердила, это был снайпер, говорили даже, что он русский. Всаживал ракету прямо в смотровую щель бетонного укрытия, причем на предельной дистанции, часто кабель управления отрывался еще до подлета к цели и ракета продолжала полет неуправляемой, но все равно попадала в цель.

Наконец кто-то там, в штабе округа или в Генштабе, отдал приказ. К нам потянулись грузовики с цементом и жители окрестных деревень, преимущественно христиане, желающие подработать. Укрепления накрыли дополнительным слоем бетона. Саперы установили вокруг постов железные решетки, для защиты от ракет.

Почти каждый день приезжали цадальники, помогали нам в хозяйственных работах. Весь их вид говорил о неуверенности. Парикмахер, араб-христианин по имени (или кличке) Зузу, вечно ухмыляющийся парень, с прилипшей к губе сигаретой, прямо спросил, когда мы собираемся сматывать удочки?

Мишане, который в этот момент корчился на снарядном ящике, пока Зузу изображал на его голове модельную стрижку «кацуц» (коротко — ивр.), ответить было нечего. Я промычал ему что-то обнадеживающее, чувствуя себя полным дерьмом.

Зузу невозмутимо прикурил новую сигарету, выдрал своей тупой машинкой последний Мишанин клок волос и, ухмыльнувшись, ушел к своим.

Мы печально проводили его взглядами. Цадальники разбирали оружие и рассаживались по своим машинам. На территорию базы их пускали только безоружными.

Мишаня вздохнул, похлопал себя по выстриженной голове. Потом помахал им рукой. Парикмахер ухмыльнулся и махнул в ответ.

Вообще-то стрижек в запасе у Зузу имелось целых две. Первая называлась «кацуц» и означала обдирание головы под ноль. Соответственно вторая называлась «ле кацуц» и оставляла на голове сантиметр волос. Просто у Зузу была только одна насадка на машинку, с помощью которой он выполнял «ле кацуц» (не коротко — ивр.). Для «кацуц» насадки не требовалось.

В один из дней нам объявили, что мы выходим в засаду. Видимо, появилась точная информация.

Засада требовала тщательной подготовки. Нужно проверить все: оружие, магазины, батарейки в ПНВ, красный фильтр на фонарь, нож, сухпай, подогнать амуницию и многое другое. Главное было ничего не забыть, любая забытая мелочь в таком рейде могла дорого стоить.

Каждому довесили какой-либо груз, мне досталось тащить двадцатилитровую канистру.

Мы шли, вытянувшись в ряд, плавно «просачиваясь» сквозь окружающий пейзаж, держа дистанцию; прибор ночного виденья показывал все вокруг в призрачно-зеленом цвете. Впереди луна освещала цепочку голов, у каждого на каске был надет большой чехол из маскировочной сетки, что делало некоторых солдат похожими на гномов в колпаках, не хватало только Белоснежки. Было прохладно, но страх, старый знакомый, моментально согрел меня. Страх шел впереди, словно хороший экскурсовод: «Видишь во-о-он тот овражек? Это идеальная позиция для пулеметчика. А здесь наверняка стоит мина направленного действия, отсюда она накроет весь авангард… не забывай смотреть под ноги, зацепишь растяжку…» Мысли в голове скакали как бешеные, пот струился из-под каски, обтекая наглазник ПН В, а вокруг стояла тихая средиземноморская ночь, пели цикады, звезды перемигивались, словно посмеиваясь над нами.

Под утро мы окопались на каком-то стратегически важном перекрестке. Завесившись маскировочной сеткой, зарылись в землю. Потекли минуты ожидания. Офицеры периодически чего-то высматривали на карте и шепотом спорили; время тянулось мучительно медленно.

Все, так сказать, потребности мы справляли в бутылки и полиэтиленовые мешки, которые потом уносили с собой, чтобы не выдать место засады. Главное было не перепутать бутылки, поэтому мы их размалевывали как и чем могли. После двух-трех суток такого времяпрепровождения наступало состояние обалдения, и бутылки всегда кто-то путал; потом, хлебнув мочи, дико матерился шепотом, под смех — опять же шепотом — остальных.