Василий Веденеев - Взять свой камень

— А как же?..

— Мне он тоже вот так нужен, — провел ребром ладони по своим густо поседевшим усам Ярош, — понимаешь ты это? Что? — повернулся он к вошедшему в кабинет военкому.

Тот, не отвечая, взял со стола графин с водой, приник пересохшими, потрескавшимися губами к горлышку. Пил жадно, делая большие глотки и обливаясь. Капли воды катились по его пыльной гимнастерке с рубиновыми шпалами на петлицах, сворачивались в шарики и скатывались на пол, покрытый слоем черного ломкого пепла сожженных бумаг.

— Станцию разбомбили. Всю, — оторвавшись наконец от горлышка графина, хрипло сказал он. — Танками прет, гад! Части генерала Русиянова еще держат фронт. Связь с Минском есть?

— Нет, — тихо ответил Ярош и, помолчав, грустно добавил: — Еще несколько дней назад мне казалось, что до него очень далеко, до Минска-то. А теперь… Людей собрал?

Военком молча кивнул, опять запрокидывая графин. Напившись, поставил его на край стола и устало опустился на свободный стул. Щелкнул портсигаром, доставая папиросу.

— Станция Вязники цела. Она восточнее и немного в стороне от нас. Там эшелон под парами. Может, туда повезем?

— Слыхал? — обратился к Сорокину секретарь райкома. — Давай, сынок, добывай транспорт, проси у людей помощи и гоните на Вязники. Иди, доктор, время дорого.

Юрий Алексеевич кивнул и пошел к выходу. Он не успел сделать и двух шагов, как двери распахнулись и в кабинете появился бледный капитан в зеленой пограничной фуражке.

— Нет у меня машин, — опережая его, быстро сказал Ярош.

— Что? — переспросил пограничник, напряженно глядя на губы секретаря райкома. — Ах, машины… У меня есть, даже две. Это кто? — он посмотрел на военкома.

— Военком, — удивился Ярош. Что за странный капитан, почему спрашивает? До границы отсюда далековато, как здесь очутился, зачем?

— У меня особо ценный груз, я — капитан Денисов. Нужна охрана, охраны для груза нет. И… дайте воды, пожалуйста!

Сорокин предупредительно подал ему графин и смотрел, как пограничник жадно припал к его горлышку, совсем как несколько минут назад военком. Напившись, Денисов вынул из кармана несвежий носовой платок и вытер губы. Расстегнув пуговицу на кармане гимнастерки, подал секретарю райкома удостоверение:

— Вот документы!

Ярош взял, повертел и недоверчиво покачал седой головой.

— Ты что же, пограничник, почитай, из-под самого Белостока едешь? Далеко забрался. Как же тебе удалось прорваться?

— Надо! — лаконично ответил Денисов.

Военком подал ему стул, с уважением поглядев на вырвавшегося из самого пекла человека в пыльной форме капитана погранвойск НКВД.

— Что вывозишь, капитан? — возвратив документы, спросил Ярош.

— Особо ценный груз, секретный.

— Документы на него есть? — насторожился Ярош. Что еще за секреты? Сейчас не то время, чтобы в райкоме секреты разводить, напускать таинственности.

— Документов нет, — вздохнул Денисов. — Денег у нас полна машина, больше трех миллионов везем из банка. А людей — я сам, мой сержант да два милиционера. И еще девушка, кассир из банка.

— М-да, — военком потер ладонью небритый подбородок. — Лихо! А везете куда?

— До Минска. По своим делам мне торопиться надо. Может, примете миллионы? Сдам и поеду. Время не терпит.

— А во второй машине что? Тоже деньги? — заинтересовался Ярош. Это надо же, три миллиона капитан вывез из-под самого носа у немцев. Силен!

— Ящики из ювелирных магазинов, золото, побрякушки всякие, — Денисов снял фуражку, пристроил ее на колено, провел рукой по лицу, словно стирая с него налипшую паутину. — Народец, который машину сопровождал, растащил чего успел по мелочи, да и разбежался. Расстрелял бы я их как мародеров, да никого уже не было, а машина оказалась на ходу, сам веду. Спать хочу смертельно!

— Та-а-ак, — протянул Ярош, — теперь еще и целый госбанк с ювелирным магазином! Чудеса… Подожди там, — махнул он рукой парню в кепке, заглянувшему в кабинет. Тот понимающе кивнул и исчез.

— Значит, денег у тебя… — секретарь райкома вопросительно посмотрел на пограничника.

— Сколько точно, не знаю: считать некогда было, горело все, бомбили. А ящиков с ювелирным барахлом девять штук. Не взвешивал, но тяжелые, два из них — металлические, закрыты и опечатаны.

— Слушай, капитан, — поднялся Ярош, — на станции Вязники, это немного юго-восточнее, стоит эшелон под парами. Стоит, дожидаясь отправки застрявшего здесь архива обкома и прибытия эвакуируемых. Поезд надо срочно отправлять, пока не разбомбили. Есть предложение: берешь на свои машины военврача и раненых — они с оружием, вот и будет охрана, — и едешь на станцию. Подожди, — остановил он хотевшего встать Денисова, — еще не все. Деньги мы примем, посчитаем до копеечки и уничтожим! Да-да, уничтожим, а тебе выдадим форменную расписку, потом новые напечатают на ее основании. Ювелирные ценности зароем, а тебе, как груз особой важности, дадим партийный архив области. Он дороже денег, за ним жизни множества людей, их судьбы, в том числе и послевоенные. Ведь кончится и эта война когда-нибудь? Согласен?