Николай Наумов - На рубежах Среднерусья

Сейчас Кате вспомнился муж, их юная безоглядная любовь. Она вроде бы изменила молодой клятве «вместе до конца!», но, прислушавшись к душе, Катя не могла определить, вернулась бы к мужу теперь или осталась «до конца» с Михаилом. И успокоила себя: «Не вернется. Ведь осужден без права переписки. Если бы сидел в тюрьме или работал в лагере для заключенных, его бы уже освободили. Сколько вернулось на прежние должности».

— После такого ужина, боюсь, не смогу разодрать веки.

— И не надо, я покараулю твой сон.

— Но может позвонить начальство.

— Отбрешусь.

— Если кто-то сверху прикажет найти, буди без промедления. Начальство лучше не гневить.

— А оно что, не спит?

— Спит, конечно, только как и я, по-птичьи: позднее зажглись звезды — сомкнул веки, забрезжил рассвет — к телефонам или в открытый НП. Ну и конечно, за короткую ночь раза два-три адъютант разбудит: по требованию начальства, просьбе кого-либо из командиров или напоминанию о себе моего личного врага — германского командарма Гота. Так что, Катюша, отложим минуты любви на спокойное время.

— Я и не подумала…

— Я подумал о тебе. Побыть рядом с мужем и уехать не солоно хлебавши?

— Вот покараулю тебя, и душа-тело успокоится.

— Так я прилягу?

— А я тебя укрою и посижу рядом. Надо бы побрить тебя.

— Адъютант уже не раз приставал. Проснусь — сдамся ему. А ты… Усну — поезжай от беды подальше.

И Михаил Ефимович провалился в сон.

Вопреки ожиданиям противник не возобновил наступление ни утром, ни в середине дня. Перед фронтом действовали, порой дерзко, разведывательные дозоры: пешие, на бронетранспортерах, на разведывательных танках. Командиры соединений и командарм наблюдали за поведением немецких войск, но не находили объяснений, почему танковые корпуса приостановили наступление. Им казалось, остановка, да еще на целый день, лишена логики. Ведь ни Гот, ни тем более Манштейн не могли не видеть-не знать, что командующий Ватутин уже развернул на линии обороны все свои силы. Достаточно было ввести хотя бы небольшие резервы, и во фронте обороны возникла бы брешь.

Да, командармы Катуков и Чистяков знали положение своих войск, знал и Ватутин. Но немецкие командиры знали положение противостоящих им войск, но не знали их состояния. Упорное сопротивление, которое русские оказывали уже несколько дней, свидетельствовало, что они достаточно боеспособны и наспех подготовленное продолжение наступления отобьют. К тому же за минувшие дни прорыва танковые корпуса уже уполовинились, несмотря на восстановление многих подбитых танков и самоходок. Если потери в машинах сохранятся на прежнем уровне, в строю их останется только треть. Именно по этой причине Гот попросил Манштейна приостановить наступление. Однако, как выяснилось позже, Манштейн, выслушав просьбу Гота и ее обоснование, разрешил только на сутки прервать прорыв, чтобы собрать оставшиеся силы в «фауст» (кулак) и во что бы то ни стало вывести свои дивизии на оперативный простор и устремиться к Курску.

Советские командиры, штабы и разведчики, наученные горьким опытом прошлого года, когда взятую немцами паузу в начале кампании расценили как отказ от проведения окружения и расслабили боеготовность войск, теперь продолжали неотступно следить за поведением войск противника и пытались разгадать истинный смысл возникшей в боевых действиях паузы. В конце концов Ватутин остановился на таком суждении: Манштейн и Гот за дни операции убедились, что взятый ими темп наступления похож на бег стайера, задумавшего завоевать победу спринтерским бегом в начале забега, но вот на середине дистанции у него перехватило дыхание, и он сбавил темп, чтобы перевести дух. Поэтому надо ждать хорошо подготовленный рывок, чтобы завершить прорыв и затем устремиться к Курску.

Ватутин, верно разгадав намерения двух немецких генералов, нашел их авантюрными, как это уже случалось с ними и их сослуживцами не раз за два года войны. Ведь прорыв обороны Рокоссовского, по сути, уже провалился, а одной клешней, надо понимать, ничего существенного не достигнешь, к тому же в тылу, за обороной Воронежского фронта стоят войска Степного фронта. Это шесть армий, из них одна танковая, и несколько отдельных танковых и кавалерийских корпусов.

Но в каждом крупном замысле или плане множество деталей, раскрыть которые не по уму и выдающимся военачальникам, а они нередко оказывают существенное влияние на ход операции. Подсчитывая потери в немецких танковых корпусах, штаб фронта пришел к выводу, что оставшихся у н их сил и средств хватит на день, максимум на два. «Тигры» и «слоны» на исходе, а «четверок» останется на пару танковых дивизии. Такими силами пробиться к Курску? Авантюра. Ею надо воспользоваться и нанести контрудар теми силами, которые Ставка вводит в полосу фронта. Перспектива большого успеха даже подтолкнула командующего фронтом сформулировать замысел, осуществление которого могло привести к разгрому обоих танковых корпусов врага с выходом войск фронта на рубеж, с которого началась оборонительная операция. Лучше фронтовой удар приурочить ко дню перехода в контрнаступление Брянского, Западного и Центрального фронтов.