Джеймс Джонс - Тонкая красная линия

Приговор был четок и краток: снять с должности, перевести в другую роту другого полка и держать там, пока не умрет [15] Перефразированная формулировка принятого в англо-американской судебной терминологии приговора о смертной казни через повешение: отравить на эшафот, повесить и держать так, пока не умрет. . И конечно же не в должности командира роты. Может быть, заместителем? Или до взвода опустят? Нет, нет, не так уж сурово. Он будет заместителем командира роты. Правда (при этом старикашка неловко покашлял, покряхтел немножко), рассчитывать на повышение ему там не придется, даже в случае гибели или перевода командира роты. Разумеется, за ним будут приглядывать, не без этого, однако само дело ненужной огласки не получит, никто не собирается его позорить. Но война — коллективное дело (при этом седой старик осторожненько постучал кулаком по ладони другой руки). Коллективное! Не для одиночек и себялюбцев. Любая армия — это прежде всего единая организация. И полк тоже. Рота, взвод, отделение. Никто и никогда, ни один человек не имеет права ставить себя над нею. Особенно во время войны. Вырываться вперед, не считаться с интересами общего дела. Слишком многое от этого зависит. В общем, ему нечего больше возвращаться в роту. Вещи его уже упакованы, об этом позаботился лейтенант Криоу, назначенный временно командиром роты. Так ему было приказано.

Вот так и получилось, что и Джордж Бэнд незаметно для роты вдруг исчез с ее горизонта, исчез, чтобы больше никогда в ней не появляться.

Он четко отдал честь командиру полка, повернулся кругом и, печатая шаг, двинулся через грязную площадку, вытоптанную перед командирской палаткой. Подтянутый, строгий и не согнутый судьбой. Он был абсолютно уверен в своей правоте, в том, что не допустил ни малейшей ошибки, буквально ни малейшей. И не только в последней операции, но и во все те часы и минуты, что командовал ротой. Все сделанное им было безупречно, и сознание его было совершенно чисто и спокойно. Он был даже уверен, что, поступи он тогда по-другому, так, как хотелось этому старикашке, первыми от этого пострадали бы они — те самые его солдаты и сержанты, что так ненавидели и проклинали его, — их, наверное, полегло бы куда больше.

Тем временем те самые солдаты и сержанты, отдыхавшие, ничего не подозревая, в своем лагере, отчаянно ломали головы над казавшейся неразрешимой проблемой — где достать спиртного. Того самого горячительного, без которого, как казалось большинству из них, им сейчас было просто невозможно жить.

В полку тем временем постепенно налаживалась нормальная повседневная жизнь, все больше давала себя знать размеренная рутина обычной казарменной организации. Штаб рассылал в подразделения листы нарядов, люди занимались различными текущими делами, свободного времени оставалось совсем немного, и это затрудняло и без того невероятно сложные поиски спиртного. А скоро должны были вступить в действие и всяческие расписания — боевой подготовки, строевых занятий, физических занятий, времени останется еще меньше. Над головами любителей выпивки сгущались тучи. Правда, в гарнизонной лавке можно было достать какую-то бурду местного производства, но, во-первых, это была порядочная дрянь, а во-вторых, и она бывала крайне нерегулярно. К тому же у людей почти не было наличных денег, жалование уходило по аттестатам, зачислялось на счет, а того, что выдавалось на руки, хватало от силы на пару кварт, не больше.

Один лишь Уэлш не знал горя, скалил зубы в своей жуткой ухмылке да попивал себе потихоньку — его личный секретный фонд работал безотказно, и джин у него в палатке не переводился.

Солдат мучала не только нехватка спиртного. Их постепенно покидали то почти физическое онемение, та потеря чувства реального, которые наподобие анестезии сковали душу и тело, сделали их почти бесчувственными в бою. И вот теперь они снова приходили в прежнее состояние, чувства возвращались на свое место, они снова стали бояться стрельбы, воздушных налетов и бомбежек. Они снова боялись смерти.

По подсчетам Белла, процесс обратной адаптации занял у них на этот раз около шести дней. А ведь в первый раз, после боя на «Танцующем слоне», это произошло всего за двое суток. К тому же и по размаху боевых действий, и по времени, да и по потерям нынешняя операция была гораздо слабее, чем та. Единственным объяснением, считал Белл, могло быть явление, так сказать, накопления, атакой аккумуляции. Была ли это действительно аккумуляция или нет, но они снова стали очень опасаться авиационных налетов. А ведь они были не такими уж массированными, эти налеты, да и опасности от них практически не было никакой. Тем более что рота сейчас была размещена гораздо лучше — до ближайшего аэродрома было километра три, если не больше.