Борис Краевский - Повесть об одном эскадроне

— Ох, какое несчастное утро! — еще раз вздохнул провизор. Правда, этот вздох был одновременно и вздохом облегчения. Маркензон надеялся никогда больше не встретить Яшу из Одессы. Но он ошибся. Не прошло и десяти минут, как в дверях аптеки снова появился Швах.

— Мне показалось, — сказал он, — вы подумали, что все это за бесплатно? Так вы ошиблись. Возьмите. Сдачи не надо.

И Яшка, глубоко вздохнув, протянул опешившему провизору серебряные, луковицей, часы с цепочкой…

Возвращение Шваха в лагерь походило на триумфальный въезд древнего героя в Рим. За телегой клубился шлейф из пуха — перина по дороге распоролась… Яков стоял на передке, победно потрясая клистиром, и снисходительно отвечал на шутки, несущиеся со всех сторон. Харину он показал горлышки бутылей. Фома шутливо погрозил ему пальцем.

Возле землянки Гришка остановил лошадь. Подошел Дубов.

— Товарищ командир, — доложил Яшка, — задание выполнено. Медикаменты доставлены. А вот еще, — он великолепным жестом отбросил остатки перины, — пара бутылей спирту. Пригодится для госпиталя.

— Спирт?! — воскликнул командир. — Вот так здорово! Есть горючее, товарищи! На нем, понимаешь, — пояснил он Шваху, — летать можно. Вот так удружил, Швах, ну и ну!

Дубов бережно поднял тяжелую бутыль.

— Постой, постой, — нахмурился он, — а почему здесь написано «аква дистиллата»?

— Что такое? — насторожился Швах.

Командир с трудом открыл плотно закупоренную бутыль, понюхал, плеснул на руку, лизнул и зло плюнул.

— Эх, Швах, Швах. Чистую воду привез, да еще дистиллированную, без солей, значит. В перину кутал… Обвели тебя вокруг пальца.

Кругом раздался дружный хохот. Бойцы, схватившись за животы, покачивались в приступе неудержимого смеха. Только Швах стоял красный от обиды и злой как черт. В первый раз он попал впросак, да еще со спиртом, да еще так глупо. Проклятый аптекарь! Хотя при чем тут он! Ведь все сам… Яшка махнул рукой и пошел прочь.

«Эх, а еще из Одессы… Порт, акватория… Нужно же иметь голову на плечах и немножечко думать… Акватория, так все просто», — бормотал про себя Швах.

Фома двинулся за ним. Он слишком хорошо знал своего дружка, чтобы не понять его переживаний: оказаться в дураках по собственной вине, переносить насмешки всего эскадрона — выше Яшкиных сил. Солнце померкло над Шваховой головой, и жизнь кажется конченной лихому одесситу.

— Ну чего топаешь за мной? — хмуро бросил Швах не оглядываясь. — Чего привязался? Цирк тебе, что ли!

— Да ты постой, послушай, что скажу.

— Погуляй, Фома. Не до тебя…

— Стой, говорю. Дело есть. — Рука Харина тяжело легла на Яшкино плечо и словно придавила его к земле.

Харин наклонился к щуплому одесситу и вполголоса сказал ему несколько слов.

— Врешь, — недоверчиво откликнулся Швах, — не может быть, чтобы эта штука на всякой дряни летала.

— Дело говорю, Яков. От самого Комарова слышал.

Швах задумчиво ворошил пятерней волосы. Фома с еле заметной улыбкой поглядывал на него и с удовольствием отмечал, что пасмурное лицо Яшки постепенно светлеет.

— Фомушка, — Швах опустил голову, словно смутившись этим неожиданно ласковым еловым, — скажи командиру, если спросит, где Швах, что он скоро вернется.

— Ладно, скажу, — согласился довольный Харин.

Когда Фома, проводив Шваха, вернулся в лагерь, его тотчас позвали в командирскую землянку. Была она узкая, тесная и напоминала скорее окоп, чем жилье. В землянке уже сидели пять человек, большевики, партийцы. Когда Харин с трудом протискался в двери, Дубов даже вздохнул.

— Ну, Фома, ты последний воздух вытеснил. Теперь и вовсе дышать нечем.

Фома, не торопясь, устроился у входа на узком чурбанчике, прислонился спиной к земляной холодной стене. Старался держаться спокойно. Он знал, зачем вызвали его на первое заседание партгруппы, давно готов был к этому разговору, но не думал, что так разволнуется.

— От товарища Харина Фомы Кузьмича поступило заявление с просьбой принять его в партию большевиков, — начал Ступин. — Командир эскадрона Дубов и я, Ступин то есть, рекомендуем товарища Харина в члены партии. Кто будет высказываться, товарищи?

Наступило минутное молчание. Фома взмок от напряжения, торопливо вытер о полы шинели вспотевшие ладони.

— Я скажу, — прокашлялся Дубов. — Харина знаю хорошо. И на марше, и в бою, и на отдыхе.

Потому и рекомендую его. Уверен, что Фома Кузьмич будет настоящим большевиком, твердым ленинцем. Предлагаю принять.