Леонид Бехтерев - Бой без выстрелов

На совещании оргкомитета договорились, что решать вопрос — явиться или уклониться — должен каждый самостоятельно. Если же в городе многие знают военного врача из числа работников больницы, то лучше пройти регистрацию, чтобы не навлекать беды на больницу, не рисковать жизнью раненых. Товарищам, которых мало знают или совсем не знают в городе, лучше уклониться от регистрации.

Илья Утробин не мучился вопросом — идти или нет, когда объявили регистрацию членов партии. Он заблаговременно получил из партизанского отряда указание: идти.

Внешне в городе все было спокойно. Но сегодня неизвестно, какими путями пришло в больницу сообщение о том, что гестаповцы расстреляли секретаря горисполкома Сазонова. И хотя не было очевидцев, слуху поверили.

Списки больных в указанный срок были готовы и представлены Ковшову. Он просмотрел все, изъял листы с фамилиями ста двадцати человек, подписал список и отправился к Венцелю.

Дежурный, которому он доложил о цели прихода, провел Ковшова в коридор, приказал ждать.

Долго никто не вызывал Ковшова. Время тянулось медленно, невольно росла тревога.

Ковшов наблюдал, как по коридору проходили немецкие офицеры и солдаты. В кабинет Венцеля тоже заходили. Не раз через незакрытую дверь он слышал громкое «хайль». Входили и выходили, а Ковшова не звали. Ему стало не по себе. Может быть, именно сейчас, в эти минуты, гитлеровцы громят больницу…

Через три часа дежурный явился с переводчиком и сказал Ковшову: сегодня принять его не могут, пусть придет завтра.

Уставший, как после тяжелой физической работы, Ковшов возвращался в больницу. «Зачем потребовалось это сидение в коридоре? — думал он. — Венцель на месте, сам назначил время. — И тут пришла в голову простая мысль: — Держали, чтобы напугать. Пусть, мол, подумает три часа, попереживает, потом легче будет разговаривать с ним…»

Ковшов уверился, что продержали его три часа в коридоре именно с этой целью. И почувствовал облегчение. Что ж, он готов сидеть сколько угодно, ожидая приема у гитлеровского чиновника. Этим не проймете, господа фашисты.

— Здравствуйте, господин Венцель! — спокойно поздоровался Ковшов с немецким офицером, когда на другой день был приглашен к нему в кабинет.

Сегодня психологическая подготовка к беседе продолжалась полтора часа. Девяносто длинных минут! Ковшов весь подобрался, будто к прыжку готовился.

— Списки! — потребовал Венцель, не ответив на приветствие.

Ковшов не спеша открыл папку и бережно вынул списки. Он тщательно расправил подогнувшийся уголок и положил листы на стол перед офицером. Гитлеровец начал просматривать списки, а Ковшов, стоя у стола, наблюдал. Он видел склоненную голову, аккуратный, по ниточке, пробор. Рыжеватые волосы чем-то густо смазаны, гладко зачесаны и держатся прочно.

Первые страницы офицер просматривал внимательно. Потом стал переворачивать быстрее.

— Вы шутите, господин Ковшов! — Ударив ладонью о стол, Венцель вскочил. — Что вы представили?

— Списки, как вы приказывали, господин Венцель. По форме, которую вы мне вручили, — невозмутимо ответил Ковшов.

— Я не вижу в списках ни одного офицера, ни одного комиссара, ни одного коммуниста. Где они? Вы обманываете немецкое командование!

— Господин Венцель! Я помню ваше предупреждение. Списки правдивы.

— Вы будете утверждать, что среди больных нет коммунистов, нет чекистов, нет евреев и офицеров?

— Да, господин Венцель, я утверждаю это!

— Кто же вам поверит?

— Однако это именно так, господин Венцель. В вас я вижу боевого офицера немецкой армии, который достаточно знаком с советскими порядками. Вы же знаете, что при заблаговременной эвакуации в первую очередь вывозятся в тыл командиры, политработники, коммунисты и комсомольцы. Город эвакуировался несколько дней. Здесь был не один десяток тысяч раненых. Все отправлены. Осталось несколько сот брошенных городскими властями в последних эшелонах. Сплошь рядовые с тяжелыми ранениями. Мне рассказали, что в эшелоне были два младших лейтенанта, но и они ушли из города.

— Вы даете себе отчет, чем вам это грозит, господин Ковшов? — высокомерно спросил офицер.

— Я уже сказал, господин Венцель, что помню каждое ваше слово. Обманывать немецкое командование я не могу и не хочу: если я дам ложные сведения, вам не трудно будет уличить меня в обмане. Жизнью своей я дорожу, поэтому правдив, господин Венцель. Я же знаю, что вы будете проверять эти списки.