Натаниэль Фик - Морпехи

На следующее утро наше патрулирование отменили — зона патрулирования Первого разведывательного уже изменилась. Завтра мы покинем сигаретную фабрику.

Мы выехали из Багдада, колеса опять крутили на север, в наш новый штаб: здание детской больницы в нескольких километрах от города. Толпы ликующих людей праздновали свое возвращение домой после нескольких недель отсутствия, вызванных угрозой бомбежки. Иракцы махали руками с кузовов грузовиков-самосвалов и крыш легковых машин. Морские пехотинцы сигналили и махали руками в ответ. Я искренне удивлялся размаху города и количеству людей, обитающих в нем.

— Можешь себе представить, что бы было, если бы все эти люди решили на нас ополчиться? — спросил я Уинна.

— Подожди пару месяцев, и если наша деятельность не совпадет с их ожиданиями, они так и сделают, — ответил сержант уверенно.

Мы въехали в детскую больницу несколькими минутами позже полудня.

Каждая рота заняла помещения, в которых раньше располагались палаты, а штаб батальона занял, кто бы сомневался, то здание, где раньше находилась администрация больницы. На полу каждой палаты были кучи разбитых бутылок, шприцов и тонны разной бумаги. Мебели не осталось; даже щитки переключателей были выдраны из стен. Мои морпехи ели, устроившись прямо на полу. Я тоже сел на пол, присоединившись к своему взводу.

— Сэр, как вы думаете будут разворачиваться события? — озвучил вопрос капрал Джек, который, я знал, существовал в мыслях каждого из солдат. Все оторвались от еды и молча смотрели на мета.

— Слишком рано делать выводы, но я скажу, что произойдет в соответствии с моими надеждами, — сказал я. — Я надеюсь, мы наконец перестанем наматывать круги и за нами закрепят сектор патрулирования. Я надеюсь, мы будем патрулировать этот сектор день за днем. Сейчас местные не имеют ни малейшего понятия, что значит демократия. Им нужна чистая вода. Они должны знать: их не застрелят посреди ночи. Люди ставят свои деньги на коня, который выглядит победителем. Ми должны убедить их, что мы победители.

— Какая еще вероятность существует, сэр? — спросил младший сержант Чаффин, почему-то не спускавший свою винтовку с коленей. — Бьюсь об заклад, мы как раз продолжаем кружить и раздавать обещания, которые не сможем выполнить, а потом обычные люди начнут видеть в нас оккупантов, а не освободителей. — Чаффин был светлокожим парнем с рыжеватыми волосами. Когда он говорил, его лицо почему-то темнело. — Очень скоро никто не захочет видеть нас здесь, и на нашей родине у хреновых либералов начнутся трудности, а потом мы получим второй Вьетнам. Но только мы будем не в книжках о нем читать, а вариться в нем.

— У меня как-то более оптимистичные взгляды, — ответил я. — Это не Вьетнам — у солдат, с которыми мы сражаемся, нет сверхмощной поддержки и безопасного района, куда они могут скрыться.

— Сэр, я собираюсь убрать из колоды вашу крапленую карту, — перебил меня Эспера. — Со всем уважением к вам, я думаю, вы ошибаетесь. — Он наклонился ко мне и продолжал, как бы тыкая в меня своей тонкой сигарой: — Партизанские войны не ведутся из безопасных районов и необязательно имеют подкрепление в лице солдат братских держав. Они вызревают в головах, а потом выплескиваются наружу. — Он покрутил сигарой у виска. — Если люди сами для себя ничего не хотят, как мы можем им что-нибудь навязывать? Это точно будет Вьетнам. Мы уйдем, а Ирак станет хуже, чем был тогда, когда мы первые постучались в его хренову дверь.

— От кого ждать самых больших проблем? — спросил я.

— От парней твоего возраста, — ответил мне Эспера. — Они ненавидят нас. Хотят убить. У них на лице написано.

Я с ним согласился. Все люди моложе восемнадцати были рады нас видеть. Женщины нас приветствовали возгласами одобрения. Мужчины старше пятидесяти пяти или около того одобрительно кивали головами. Но вот те, кто был моложе их, в возрасте от двадцати до пятидесяти, всегда смотрели на нас молча.

— Почему так, Эспера? — спросил я его.

— Сэр, мы их кастрировали. Оторвали им яйца. Мы сделали для них то, что они сами давно должны были сделать.

— Но у них было на это двенадцать лет.

— Сэр, я не профессор, чтобы знать ответы на все вопросы. Я только объясняю, почему они себя так ведут. Я не говорю, что они правы.

Его обрубил Кольберт. Он лежал на бетонном полу и чистил своей зубной щеткой гранаты «М-203»: «А как насчет того, что у молодежи при предыдущем режиме была власть, а теперь большинство из них ее лишилось?