Стали подходить разведчики, прибежали командиры групп. Доставали промедол, потрошили свои индивидуальные перевязочные пакеты. Кто-то не сдержался, запричитал:
— Ой, бля…
— Ой, ё…
Клюков задышал, оглянулся безумными глазами и заскулил.
— Тихо все! На хрен ушли отсюда! — Палыч поймал взглядом вытаращенные глаза первого попавшегося разведчика. Тихо и внушительно сказал:
— Сейчас жути нагоните, он запаникует и умрет. Все нормально, всем улыбаться, ясно? И вообще, дуйте по своим местам, не дай Бог, обстрел начнется.
Подошел Омич, разогнал разведчиков.
— Ты как сам-то, Палыч?
— Нормально…
Капитан дошел до БТРа, постучал в броню прикладом.
— Тимоха, цел?
— Так точно…
— Воды умыться дай… И бушлат чистый.
Пока механик возился внутри машины, Палыч повернул на себя зеркало заднего вида, глянул… Да уж, ну и рожа. Весь в крови и глине, на черта похож. Скинул бронежилет, бушлат, ставший комком сырого теста. С пятилитровой пластиковой баклажкой подскочил Тимоха.
— Вот, товарищ капитан… Из силового, теплая…
— Полей…
Палыч умылся, стуча зубами, теплой водой, натянул чистый бушлат и пошел помогать доктору.
Клюков, обколотый лошадиной дозой промедола, наконец, потерял сознание. Доктор уже навертел из бинтов целый футбольный мяч и затолкал его солдату в пах, наложил нормальный жгут на оторванную ногу и теперь накладывал шины на переломанные конечности.
— Как он, Док? — мысли тяжело ворочались в гудящей голове, заплетался язык.
— Хреново… Крови потерял много, если внутренние повреждения есть — вряд ли довезем. Омич вертолет пошел вызывать… тут, в общем, так целый набор, еще и нога…
“Нога!!” — мысль молнией мелькнула в разжиженном контузией мозгу.
— Тимоха!
Примчался механ, вылупился на распростертого Клюкова, отвалил челюсть и завис. Палыч вывел его из ступора подзатыльником, отвел в сторону.
— Тимоха, лезь в “Урал”. Там осталась нога Клюкова, возьмешь ее, ботинок и штанину снимешь, нароешь чистого снега — вот с этой горки, дальше не лезь. У тебя две РШГ лежат в десанте, снимешь с них целлофан. В один замотаешь ногу, вложишь в другой, а промежуток забьешь снегом. Если летчики быстро прилетят, может, еще и пришьют. Понял?
Тимченко умчался, Палыч, превозмогая тошноту и мотая головой, помогал Доку. Начмед что-то плел, но пчелы, свившие улей в черепной коробке и отчаянно гудевшие, мешали его слушать.
— Слушай, Док, сустав у него цел тазобедренный?
— Да вроде…
— А яйца?
— Там все всмятку, Палыч. Мягкие ткани все в лоскуты. Как он жив-то еще, не пойму. Я вот помню…
— Слышь, Димон, а ногу ему можно пришить? Я сказал, чтобы ее в снег замотали. Ну, я читал где-то, что так можно сохранить оторванную часть…
— Не знаю… вряд ли. Судя по всему, ему с бедра вынесло кусок, я из-под бушлата две горсти обломков выгреб… Хотя можно вставить штырь металлический, а кожу и мышцы со спины вырезать… Ты сам-то как? Ого, у тебя кровь из уха… — Доктор опять затрепал языком, видно ему необходимо было говорить, чтобы отвлечь себя от страшной работы.
Опять заморосило. Клюкова бережно перетащили в БТР, накрыли одеялами. Док с трудом нашел у бойца вену, воткнул иглу, подвесил под броневой потолок какой-то пакет.
Снаружи забарабанили:
— Палыч!
У БТРа стоял Омич.
— Как боец?
— Жив пока…
— Я с Ханкалой связался. Двигаться нам нельзя, и вертушка придет только утром. Темно уже и погоды нет… — комбат выругался. — Расставь бэтээры по периметру охранения и иди к бойцу. Продержи мне его до рассвета, слышишь, Палыч? Тебя солдаты слушаются, вот и прикажи ему, чтобы не умирал…
— До рассвета… Ногу не пришьют, поздно будет.
— Какую ногу? — не понял Шувалов. Палыч рассказал ему про ногу.
— Ничё… Снег чаще меняйте. Бывают исключения, — обнадежил комбат и, развернувшись, ушел в темноту.
23:05, 04 марта 2001. Палыч полез в десант. Клюков очухался, застонал, разлепил глаза.
— Товарищ капитан… Товарищи капитаны… где я?
— В БТРе ты, Клюков. Спи давай, чего проснулся?
— Я подорвался, да?
— С чего ты взял…
Клюков с трудом сглотнул, хотел кашлянуть, но не смог.
— Я знаю, подорвался… Сильно?
— Зацепило маленько… Меня самого тряхнуло, голова гудит. Жить будешь. Не истери мне тут!
— Не, я нормально… Я только вот одного не пойму, товарищ капитан…
Клюков зажмурился, из глаз ручьями потекли слезы — промедол отпускает, догадался Палыч.
— Почему я, товарищ капитан? Ну почему я? Столько народу, командировка, считай, к концу подходит, и все целы, почему я-то?
Читать дальше