Максим Михайлов - Двухгадюшник. Рассказы

— Молодец, лейтенант! Уважаю! Наконец-то и ты настоящим мужиком становишься! — радостно согласился мастер рыболовного и охотничьего дела.

— Только, — тут голос майора слегка построжал. — Сам понимаешь, с собой прихватываешь пять пузырей водки вступительных и пять учительских. Больше ни о чем не беспокойся — снасти и инвентарь, на первый раз мы тебе выдадим.

На этом и ударили по рукам.

Выезд был назначен на вечер субботы. Ехали с ночевкой по стандартному плану: вечером поставить сети, порыбачить на спиннинги и удочки, из пойманного быстро сварганить настоящую рыбацкую уху, неспеша и с удовольствием употребить ее под водочку, а на утро проверить сети и с добычей домой.

Весь субботний день Кореец провел в нетерпении и суетливых сборах, закупленная у базарных спекулянтов водка дожидалась своего часа в холодильнике. Наконец пришел вечер, а вместе с ним и дождь, которого совсем никто не ждал. Причем дождичек лил весьма прилично, угрожая сделать степь совершенно непроезжей для какого-либо транспорта кроме танка. Танка у рыбаков под рукой не оказалось, но такая несущественная мелочь никого уже не могла остановить. Загрузившись впятером в видавшую виды обшарпанную «копейку» отряд из пяти отважных рыболовов тронулся в путь.

Первый раз они засели в луже на размытой грунтовке километрах в трех от городка. Объединенными силами при помощи предусмотрительно прихваченных с собой досок и какой-то матери, которую через слово поминал Зверобой, удалось выбраться, правда, перемазались все с головы до ног. Дождь не унимался, и следующая лужа ждала их буквально через сто метров. Здесь провозились чуть дольше, чтобы вновь врюхаться по самое немогу через десять минут езды. В какой-то момент экипаж машины боевой стал напоминать трудолюбивых муравьев, упорно волокущих в муравейник дохлого жука раз в пять больше их по размерам. Кореец мужественно преодолевал трудности, полагая, что так все и должно быть. Старшие же товарищи потихоньку начинали роптать, и с каждой новой лужей ропот этот становился все громче. Наконец и самый упертый сторонник продолжения экспедиции — Зверобой, проникся осознанием недостижимости конечной цели.

— Ладно, парни, похоже, и вправду не пройти. Ты глянь, как дорогу развезло! Поехали домой, пока можно, а то вообще прямо тут засядем.

Это предложение было встречено взрывом трудового энтузиазма. Машина плотно сидящая в грязи по самый мост была буквально поднята на руки, развернута на весу на сто восемьдесят градусов и с ног до головы перемазанный бурой глиной, но счастливый экипаж лег на обратный курс. Однако чудес на свете не бывает, и в следующей вымоине такой фокус уже не удался. Как не газовал водитель, как ни пытались налегать на нежелающую вылезать из грязи железяку остальные, ничего не выходило. Даже постоянно поминаемая Зверобоем «мать» в этот раз помогать сыночку отказалась на отрез.

Сели прочно. Все — финита!

— Блин, ну надо же так вляпаться?! И что теперь делать? — сокрушались неудачники-рыболовы.

Положение спас Зверобой.

— Спокойно, господа! Еще не все потеряно! Водка у нас осталась? Осталась. Закуска в наличии? Да немеряно! На природу выехали? Еще как выехали! Так чего унывать! Да и хрен с ней, с этой рыбой! Основную цель выезда считаю достигнутой! Доставайте припасы, праздник начинается!

И праздник начался. Уже через час никто больше не вспоминал о мокрой, грязной, липнущей к телу одежде, о том, что на улице льет как из ведра и перспектива возвращения в городок становится чем дальше, тем призрачней. Тосты сыпались один за другим. Закуска с хрустом перемалывалась мощными челюстями только что упахавшихся вусмерть мужиков. А рыба? А что рыба? Разве за ней ехали? Да и вообще, лучшая рыба — колбаса, без костей и чистится легко. Скоро из увязшей поуши машины к затянутому тучами небу полились песни, и хотя никто из присутствующих никогда не имел ни слуха, ни голоса, любой из них без колебаний закатал бы сейчас в репу тому, кто посмел бы заявить, что они хоть в чем-нибудь уступают Паваротти, или на худой конец Расторгуеву. Угомонились далеко за полночь.

Первым глаза продрал Кореец, сказался более молодой, тренированный в училище организм. Серое утро просачивалось сквозь пижонски тонированные стекла «копейки». Собутыльники спали вповалку друг на друге, в тесноте машины образовав какое-то диковинное многорукое и многоногое существо, оглашавшее окрестности молодецким храпом с присвистом. Дико болела голова, тело стало каким-то вялым и непослушным, а ко всему ужасно хотелось пить. Кореец робко потряс за плечо навалившегося на него Зверобоя. Никакого эффекта. Более энергичное потряхивание заставило майора сонно отмахнуться кулаком. И только зажав мертвой хваткой нос и рот соседа, Кореец смог вернуть того к жизни. Широко открытые глаза Зверобоя удивленно обежали внутренности машины, осмотрели улыбающегося Корейца, губы зашевелились, издав что-то вроде птичьего клекота, который после некоторых усилий сложился в вопрос: