Джозеф Хеллер - Поправка-22

Йоссариан подоспел туда одним из первых. Ввалившись в палатку, он увидел, что Обжора Джо неистово отбивается от Хьюпла, пытаясь высвободить руку с пистолетом, на которой тот повис, как въедливый клещ, чтобы Обжора Джо не пристрелил кошку, а кошка, утробно шипя, старается выдрать Обжоре Джо глаза, чтобы он не пристрелил Хьюпла. Оба были в солдатском нижнем белье. Голая, даже не матовая лампочка, висящая на электрическом шнуре, беспорядочно дрыгалась, и по палатке метались черные тени, создавая безумную иллюзию, что сама палатка скачет вокруг расхристанной потасовки. Йоссариан инстинктивно отпрянул, чтобы его не сбили с ног, а потом стремительно бросился вперед и подмял под себя всех троих. Спустя минуту он встал, держа за шкирку в каждой руке по одному воителю — кошку Хьюпла и Обжору Джо. Враги ненавистно вытаращились друг на друга, и кошка Хьюпла с диким шипом оплевала Обжоре Джо физиономию, а он попытался ее нокаутировать.

— Поединок будет честный, — объявил Йоссариан, и сбежавшаяся на шум испуганная толпа разразилась в радостном облегчении приветственными криками. — Поединок будет честный, — повторил, выбравшись из палатки, Йоссариан, все еще держа за шкирку и кошку Хьюпла, и Обжору Джо, которые явно хотели разодрать друг друга в клочья. — Только когти, клыки и кулаки. Без всяких пистолетов, — предупредил он Обжору Джо. — И чтоб больше у меня не плеваться! — строго наказал он кошке. — Когда я отпущу вас, начинайте. Из клинча выходить без удара и снова сходиться без команды. Бой!

Вокруг бойцов собралась толпа измученных тревогой людей, жаждущих хотя бы на минутку отвлечься от своих забот, но кошка позорно струсила и задала стрекача, едва Йоссариан ее отпустил. Обжора Джо был объявлен победителем. Он удалился в свою палатку, как увенчанный лаврами чемпион, гордо подняв голову со сморщенным лицом и выпятив тощую грудь. Победно улыбнувшись, он уснул, и ему приснилось, что кошка Хьюпла спит у него на лице, мешая ему дышать.

Передвинутая линия фронта не сбила немцев с позиций, но зато сбила с толку майора… де Каверли, который собрал вещмешок, получил в свое распоряжение самолет и, решив, что Флоренция тоже взята союзниками, отправился туда нанимать квартиры — одну для офицеров, другую для нижних чинов, — чтобы люди могли проводить в них краткосрочные отпуска. Он еще не вернулся, когда Йоссариан выпрыгнул через окно из палатки майора Майора, решительно не представляя себе, к кому же теперь обратиться за помощью.

Майор… де Каверли был величественным старцем с массивной головой и львиной гривой седых волос, обрамлявших его суровое патриаршее лицо словно метельная заверть. Следя за его деятельностью, майор Майор и доктор Дейника пришли порознь к одинаковому выводу, что начальник штаба в военно-воздушной эскадрилье обязан только нанимать туземных рабочих да арендовать квартиры, если не считать должностной обязанностью метание подков, в чем он добился такого же совершенства, как в найме квартир и рабочих.

Всякий раз, когда становилось очевидно, что какой-нибудь крупный город вроде Рима, Неаполя или Флоренции будет вскоре занят союзниками, майор… де Каверли собирал вещмешок, получал в свое распоряжение самолет — причем получал, не сказав ни слова, а лишь указав на него морщинистым пальцем, но указав с такой повелительной непреклонностью, что никто не смел его ослушаться, — и улетал выполнять свои должностные обязанности. Дня через два после захвата города он возвращался в эскадрилью с документами на аренду двух роскошных квартир — для офицеров и нижних чинов, — в которых отпускники неизменно обнаруживали расторопно-приветливых служанок и поварих. А еще дня через два в крупнейших газетах мира появлялись фотографии американских воинов, штурмующих объятый дымным пламенем полуразрушенный город, и среди них всегда оказывался майор… де Каверли: он сидел, прямой, как шомпол, в неизвестно где добытой машине, глядя прямо вперед и не обращая внимания на взрывы снарядов, а справа и слева от него бежали вдоль пылающих домов или падали, сраженные вражескими пулями, гибкие пехотинцы с карабинами наперевес. Он казался абсолютно неуязвимым, этот всемирно известный и глубоко почитаемый в эскадрилье Йоссариана суровый старец с обликом праведного властителя.

А для немецкой разведки он был досадной загадкой, ибо американские военнопленные недоуменно умолкали, когда их начинали допрашивать про этого престарелого седовласого офицера с грозным бугристым челом и царственно пронзительным взглядом, бесстрашно и успешно возглавлявшего, как представлялось немцам, любое крупное наступление союзнических войск. Американскому командованию его личность тоже казалась весьма загадочной, и целый полк матерых обэпэшников рыскал по передовой, пытаясь разузнать, кто он такой, а целый батальон искуснейших офицеров из отдела социальной рекламы всегда был в боевой готовности, чтобы прославить его на весь мир, как только он будет обнаружен и опознан.