Джозеф Хеллер - Поправка-22

— Что же это, интересно, за болезнь, — уважительно спросил Йоссариан, — висконсинский лишай?

— Вот и врачам тоже очень интересно! — горделиво воскликнул капеллан и радостно расхохотался. Никогда еще не видели они его таким оживленным и веселым. — Нету на свете такой болезни — висконсинский лишай! Понимаете? Я солгал. Мне удалось заключить с врачами сделку. Я пообещал им, что сам их оповещу, когда мой лишай пройдет, если они твердо пообещают мне его не лечить. Я никогда раньше не лгал. Замечательно, правда?

Капеллан согрешил, и грех обернулся для него истинным добром. Здравый смысл подсказывал ему, что лгать и уклоняться от выполнения долга грешно. С другой стороны, всем было известно, что грех — это зло, а от зла нелепо ждать добра. И однако оно обернулось добром — он чувствовал себя прекрасно. Следовательно, исходя из элементарной логики, ложь и уклонение от велений долга нельзя было называть грехами. Чудесное прозрение мгновенно вооружило капеллана богатейшим арсеналом безукоризненных защитных силлогизмов, и он упоенно благодарил судьбу за свою удивительную находку. Свершилось истинное чудо. Ему теперь ничего не стоило преобразить бессилие в смирение, алчность в бережливость, леность в умеренность, грубость в прямоту, богохульство в мудрость, неправду в истину, порок в добродетель, жестокость в патриотизм, а садизм в справедливое правосудие. Для таких преобразований не требовалось ума, их мог совершить кто угодно. Тут нужна была лишь строго безнравственная последовательность. Капеллан почти мгновенно достиг всеобъемлющей аморальности под изумленным взглядом зачарованно оцепеневшего на своей кровати Нетли, который считал, что вокруг него собралась редкостная, уникальная банда безумцев, и ожидал появления сурового судьи с безапелляционным приказом выкинуть их всех вон как свору взбесившихся от наглости симулянтов. Ничего подобного не случилось. Вечером они отправились жизнерадостной толпой смотреть шикарную голливудскую кинопошлятину, а когда их жизнерадостная толпа вернулась после просмотра шикарной голливудской кинопошлятины обратно в палату, на пустовавшей до их ухода койке уже лежал солдат в белом, и Дэнбар, теряя рассудок, завопил:

— Он опять здесь! Опять здесь! Опять!

Йоссариан, холодея, замер: его одинаково ужаснул и пронзительный, леденящий душу вопль Дэнбара, и устрашающий, знакомый до мельчайших подробностей гипсово-марлевый кокон солдата в белом, мертвенно покоящийся на койке для недужных, но все же живых. Странное дрожащее клокотание гулко закурлыкало у Йоссариана в глотке.

— Он опять здесь! — истошно выкрикнул Дэнбар.

— Он опять здесь! — как бы заразившись его страхом, заорал пациент, поступивший на лечение за несколько дней до них в горячечном бреду.

Палату захлестнуло суетливое сумасшествие. Больные и увечные метались взад-вперед по проходу, бессвязно вопя, наподобие людей, оказавшихся в здании, которое охватил пожар. Одноногий пациент скакал по палате с одним костылем, испуганно выкрикивая:

— Что это? Что? Пожар? Мы горим?

— Он опять здесь! — гаркнул кто-то ему в ответ. — Ты что — не слышал? Он здесь! Он здесь!

— Кто здесь? Кто? — взвизгнул другой пациент.

— В чем дело? Что нам делать?

— Пожар? Налет?

— Бежать надо! Бежать! Они всех тут уморят!

Теперь уже все пациенты повскакали со своих коек и начали бегать взад-вперед по палате. Один из обэпэшников торопливо искал пистолет, чтобы пристрелить второго обэпэшника, который чуть не выбил ему локтем глаз. Палата напоминала взбунтовавшийся сумасшедший дом. Пациент в горячечном бреду, судорожно соскочив с койки, едва не сбил одноногого, а тот раздавил ему черным резиновым наконечником своего единственного костыля несколько пальцев на босой ноге. Пациент в горячечном бреду грохнулся под ноги слепо мечущимся людям и горячечно выл от боли, когда об него запинались.

— Он здесь! Он здесь! — хныкали, причитали, бормотали и завывали обезумевшие пациенты. — Он здесь! Он здесь!

— Успокойтесь! Ну пожалуйста, успокойтесь! — слезливо причитала мисс Крэймер, которая вбежала в палату, чтобы их утихомирить — с таким же успехом самонадеянный полицейский мог бы утихомиривать голыми руками взбесившиеся автомобили, — а когда ее вконец затолкали, беспомощно разрыдалась. — Успокойтесь! Ну пожалуйста, успокойтесь! — крупно сотрясаясь от рыданий, умоляла она.

Бледный, как призрак, капеллан решительно ничего не понимал. Не понимал и Нетли, теснившийся поближе к Йоссариану — он даже ухватился за его локоть, — и Обжора Джо, который подозрительно, с испуганным лицом озирался вокруг, настороженно сжав свои костлявые кулаки.