Джозеф Хеллер - Поправка-22

Мучительные сомнения подобного рода постоянно подтачивали хрупкий организм капеллана. Реально ли существовала только одна истинная вера и загробная жизнь? Сколько — действительно сколько — ангелов могло уместиться на острие иглы и чем занимался господь в бесконечно длившуюся эру до первого дня творения? Для чего потребовалась Каинова печать, если вокруг не было людей, которых следовало предостеречь? Рождались ли дочери у Адама и Евы? Эти величайшие, неразрешимые тайны изводили теперь капеллана день за днем. И, однако, даже они бессильно меркли перед самым страшным вопросом — о доброте и хороших манерах. Он корчился, словно посаженный на кол сомнения преступник, не в силах разрешить или отвергнуть — как неразрешимые — коренные проблемы жизни. Он постоянно раздваивался, ибо не мог преодолеть отчаяния и расстаться с надеждой.

— Скажите, у вас когда-нибудь возникало ощущение, что события, в которых вы, как вам известно, участвуете первый раз, уже случались? — Этот вопрос капеллан задал Йоссариану, когда тот пришел к нему в палатку с просьбой освободить его от полетов, а он предложил ему бутылочку тепловатой кока-колы, ибо никакого иного утешения предложить не мог. Держа бутылочку в обеих руках, Йоссариан рассеянно кивнул, и у капеллана радостно участилось дыхание, потому что его обуяла надежда сорвать непроглядные покровы с вечных тайн бытия, воздействуя на них двойным волевым усилием. — А сейчас у вас нет такого ощущения? — спросил он.

Йоссариан отрицательно покачал головой и объяснил капеллану, что déjà vu возникает у человека из-за краткого запаздывания в работе одного из двух нервных центров, которые должны реагировать на раздражитель одновременно. Капеллан пропустил его слова мимо ушей. Он огорчился, но не очень-то поверил Йоссариану, считая, что ему дан великий знак — тайное и таинственное знамение, про которое он пока не решался упомянуть вслух. Знамение это говорило о его боговдохновенных прозрениях или болезненных галлюцинациях: он был либо блаженным, либо безумным. Оба предположения нагоняли на него боязливую тревогу. Déjà vu, presque vu и jamais vu тут явно приходилось отбросить. Возможно, он столкнулся с неизвестным для него vu, вызвавшим те удивительные события, в которых он принимал участие как деятель и свидетель. Но возможно, событий, про которые он думал, что они приключились, вовсе и не было, а он просто стал жертвой аберрации памяти, и сейчас ему только казалось, что некогда он думал о чем-то как об увиденном, поскольку его преследовала двойная иллюзия: ему сегодня чудилось, что когда-то ему почудилось, что он увидел голого человека, сидящего на дереве неподалеку от кладбища.

Капеллан понимал, что он плохо приспособлен для своей воинской должности, и часто размышлял, не лучше ли ему служилось бы, если б он стал рядовым пехотинцем, или артиллеристом, или даже десантником. У него не было настоящих друзей. До встречи с Йоссарианом он ни с кем из однополчан не чувствовал себя легко, да и с Йоссарианом ему было не слишком легко, потому что бешеные йоссарианские выходки, особенно со старшими по званию, все время держали капеллана в напряжении, доставляя ему остренькое, но весьма тревожное удовольствие. И тем не менее он считал, что ему ничто не угрожает, когда сидел в офицерском клубе с Йоссарианом и Дэнбаром или хотя бы с Нетли и Маквотом. Когда он сидел с ними, его не терзал мучительный вопрос, где бы ему сесть, а это многого стоило, потому что он был избавлен от компании любых других офицеров, которые приветствовали его, если он к ним подсаживался, с подчеркнутым радушием и потом ждали его ухода с плохо скрытым нетерпением. Многие, очень многие ощущали при нем скованность и неловкость. Почти все вроде бы относились к нему хорошо, и никто не проявлял истинной сердечности; каждый был готов с ним поговорить, и ни от кого не слышал он теплого человеческого слова. Другое дело Йоссариан и Дэнбар: они-то явно вели себя при нем вполне свободно, а ему было с ними почти легко. По крайней мере однажды они действенно доказали, что он состоит под их защитой, — это случилось, когда полковник Кошкарт опять вознамерился выгнать его из офицерского клуба и Йоссариан свирепо вскочил, чтобы вмешаться, а Нетли прошипел ему театральным шепотом «Йоссариан!», чтобы его остановить. При звуках йоссариановской фамилии полковник Кошкарт побелел ко всеобщему изумлению как мел и в ужасе попятился назад, пока не наткнулся на генерала Дридла, который брезгливо оттолкнул его локтем и приказал, чтобы тот обязал капеллана каждый вечер являться в клуб.