Антон Кротков - Воздушный штрафбат

Но вместо ожидаемого подергивания тормозящей машины — перед глазами что-то ослепительно вспыхивает, во все стороны, словно вырванная вата из подушки, летят куски обшивки фюзеляжа, обломки мотора. Самолет сильно тряхнуло и швырнуло в сторону. «Что за черт!» — Борис в замешательстве. Он пытается найти причину странного поведения самолета, бросая взгляд на приборы.

Над головой проходит тень. Капитан поднимает глаза и упирается взглядом в черные кресты и фигурку рыцаря на блестящем борту «Фокке-Вульфа-190». Борис инстинктивно пытается укрыться в кабине, глубже опускаясь в кресле, пряча голову за бронеспинку.

С оглушительным ревом на высоте не более пяти метров «фоккер» метнулся к еще висящему в воздухе самолету Шафирова и в упор ударил по нему из пушек. «Як» обволакивает черный дым, он валится на крыло и врезается в землю.

Судя по всему, немец подошел со стороны солнца бесшумно, как планер. Опускаясь с огромной высоты, он до минимума уменьшил обороты мотора. Целью «черного рыцаря» похоже был именно самолет Нефедова. Но Борис сел раньше ведомого, к кому же от попадания первых снарядов его самолет швырнуло в сторону. Поэтому немцу пришлось отказаться от первоначального намерения разобраться с виновником гибели своего подчиненного и напасть на того, кто находился в наиболее удобной для удара позиции…

Пока взлетаю дежурное звено, «фоккера» и след простыл. В центре летного поля укором всем огромным костром догорал самолет Шафирова. Вокруг пылающей машины с визгом и надрывным воем носится Янычар — любимый пес Марата.

Первыми к Борису подбежали его заместитель и медицинская сестра.

— Товарищ капитан, вы весь в крови, давайте я вас перевяжу! — участливо-тревожно предложила девушка, но взбешенный и подавленный Борис грубо отодвинул ее в сторону и схватил за грудки своего зама:

— Смотри, это он по твоей вине горит!

Но тут взгляд Нефедова упал на лицо санинструктора. От незаслуженной обиды на глазах девушки появились слезы. Борису вдруг стало стыдно за свой поступок, и он начал лепетать слова извинений. Тут и заместитель торопливо принялся рассказывать командиру, как дело было. Слушая своего зама, краем уха Борис вдруг уловил, как один из летчиков со вздохом говорит другому о Шафирове в прошедшем времени: «Толковый летчик был. Да и парень мировой. Все не могу никак привыкнуть к такому!» Борис тоже, хотя это была и не первая его война, не мог без внутренней боли воспринимать уход людей, которые быстро становились ему родными…

Возле штабной землянки собралась плотная толпа людей. Там что-то оживленно обсуждалось. Но при приближении Нефедова разговоры стихли. Все взгляды устремились на усталое жесткое лицо командира. За последнюю неделю на нем прибавилось морщин, появилась ранняя седина на висках.

Один из летчиков протянул Борису свернутый рулоном лист толстой хорошей бумаги. Оказывается, перед тем как скрыться, пилот «фоккера» сбросил контейнер со своим цветным изображением.

С глянцевого, отпечатанного типографским способом плаката на Бориса самодовольно глядел увешанный орденами Хан. Один из летчиков, немного знавший немецкий язык, прочитал надпись под портретом:

— Здесь говорится, что данный ас уничтожил 150 русских самолетов.

— Н-да… Ничего не скажешь, знатный стервятник, — покачал головой один из летчиков. — Сколько же он еще сожжет нашего брата.

— Да брехня все это! — гневно воскликнул другой. — Геббельс им специально врать велит, чтобы все в Германии думали, будто хваленые рыцари рейха бьют нас, азиатов, пачками. Им за эти сказки кресты на мундиры вешают.

— Смотри-ка: «фон», — усмехнулся парень с простым крестьянским лицом, прочитав подпись под портретом, — барон! Командир, по-моему, это вызов на воздушную дуэль. Надо нанести им ответный визит.

— Что ж, согласен дать сатисфакцию «фонам» и «баронам», — подытожил Нефедов. — Как только узнаем, где их логово, пошлем вызов. Посчитаемся и за Марата, Георгия, других наших ребят.

Хан вылетел на поиски своего ведомого на легком разведывательном «Шторьхе». Даже если напарник погиб, Макс не мог оставить труп брата своей невесты на растерзание степным падальщикам или поругание вражеским солдатам. Барон считал своим долгом если и не найти живым, то хотя бы похоронить Гельмута. Под монотонный гул мотора вспомнилось, как в первую ночь их любви он пообещал Алисе: «Можешь за брата больше не волноваться, я беру парня под свое крыло и лично прослежу, чтобы его никто не обидел — ни в воздухе, ни на земле…»