Войта Эрбан - Беженцы и победители

— Сейчас посмотришь, как я это делаю, — говорит она Владе. — Не забудь пообещать, что в воскресенье обязательно вернешься. Только не очень кричи, а то в прошлый раз парень так перепугался, что орал на весь перрон, смотрел же при этом не на меня, а куда-то в сторону… Руки не подавай: высовываться из окна не стоит. Мне главное добежать до туннеля, а там я полицейских вокруг пальца обведу… Как в кино… Они и опомниться не успеют…

Как в кино… Может, шпик не заметил ее? А что, если все же заметил и уже поджидает у выхода? Успеет ли она в таком случае скрыться в толпе? Ну что ж, через десять минут, когда поезд увезет Карела, все выяснится. Вернее, не через десять, а минут через шесть-семь.

— Ну, мне пора, — говорит она Владе. — Иди потихоньку за мной и остановись у окна.

Выйдя в коридор, она бросает взгляд в одну, потом в другую сторону, кладет свои маленькие руки Владе на плечи и крепко целует его, хотя это и не предусмотрено сценарием:

— Это тебе от меня на дорогу, чтобы удачно доехал.

В купе с трудом протискивается толстенная и весьма решительная дама с двумя дочками — четырнадцати и шестнадцати лет. Она тащит за собой чемодан, набитый дорожным скарбом. У старшей дочери в руках рюкзак, у младшей — облепленный кричащими рекламками чемоданчик, а за плечами туристская сумка.

— Девочки, садитесь возле дверей. Головы под пальто и спать! — приказывает дама и добавляет: — Надеюсь, есть вы не хотите.

Поезд трогается. Мария идет рядом с вагоном и машет Владе рукой. Встретиться с девушкой еще раз ему уже было не суждено. Во время террора, развязанного после убийства Гейдриха, Марию вместе с родителями арестовало гестапо. В последний раз ее видели в тюрьме на Панкраце. Она ждала своей очереди перед помещением, где совершались казни…

Ночью двери купе неожиданно распахиваются, и рука в кожаной перчатке щелкает выключателем. Свет ударяет пассажирам в глаза — они щурятся и мгновенно просыпаются. В проеме двери, словно призраки, возникшие из ночи, появляются двое. Один очень похож на бурша, другой — в очках и в серой шляпе, которая придает ему довольно свойский вид, что так не вяжется с непромокаемым плащом и предательски выглядывающими из-под него начищенными до блеска сапогами. Тот, кто похож на бурша, внимательно осматривает купе:

— Территория рейха. Куда едете?

— В Остраву, — по-чешски раздраженно отвечает дама.

Ее дочери, от страха зарывшись в пальто, наблюдают за призраками. Слышно, как у младшей стучат зубы.

— А вы? — вопрос обращен к Владе.

— В Моравскую Остраву, — следует четкий ответ по-немецки.

Очкастый тоже просовывает голову в купе. Две пары бдительных глаз придирчиво осматривают багаж пассажиров. Владя чувствует, как сердце у него уходит в пятки. Ему кажется, что вот сейчас полицейский ткнет пальцем в его чемодан и прикажет: «Снять! Открыть!» Потом он предъявит ему желтую карточку и предложит следовать за ними. По спине у Влади бегут мурашки, ноги моментально становятся ватными. Это продолжается не более тридцати секунд. Наконец рука в кожаной перчатке еще раз щелкает выключателем и дверь захлопывается. В купе опять темно, но даже в темноте Владя ощущает на себе ненавидящий взгляд решительной дамы — она, видимо, приняла его за немца. Он достает сигарету и жадно ею затягивается.

15 июля 1939 года. Раннее утро. На остравской улице, еще недавно носившей имя Карла Маркса, стоит молодой мужчина. Его покрасневшие глаза свидетельствуют о том, что он провел бессонную ночь. Чемодан, который он держит в руке, объясняет многое: ведь в это время прибывают скорые поезда из Праги и Жилины. Никто бы, наверное, не обратил на него внимания, если бы не зонтик, который он сжимает в руках. Это вызывает смех. Потому что дождя давно не было и, судя по всему, еще долго не предвидится.

Молодой человек понимает это, но не знает, куда же ему деть этот злополучный зонтик. Он поднимает его и опять опускает. Потом опирается на него, как на палку. Это движение он повторяет дважды. Прохожие оглядываются на него и улыбаются: на дворе великая сушь, а этот чудак вышел с зонтиком!

В доме на другой стороне улицы на одном из окон четвертого этажа поднимаются жалюзи. Из окна высовывается женщина лет тридцати. Она внимательно осматривает улицу и опускает жалюзи. Молодой человек пересекает улицу и исчезает в доме.

Поднимаясь по лестнице, он слышит за дверями квартиры на втором этаже две звонкие пощечины, громкий плач и возмущенный голос: «И это называется вымыть шею?! Я покажу тебе, как это надо делать, прохвост ты эдакий!»