Войта Эрбан - Беженцы и победители

На смену необычайно темной холодной ночи приходит хмурый рассвет. Снег прекращается. Раздается команда: «Стой!» Колонна подтягивается. И только Ярда Достал все еще бредет, с трудом переставляя ноги и опираясь на суковатую палку, такую же длинную, как он сам. Его мучает одышка — бессонные ночи, забастовки, демонстрации, суды и тюрьмы сделали свое дело. Дает себя знать и фронт под Москвой, где он сражался в рядах Советской Армии.

Рядом с ним останавливается Франта Энгель:

— Сними вещмешок, Ярда, и давай положим его на машину.

Тот отмахивается: мол, солдат есть солдат.

— Ярда! — уже более настойчиво зовет его Франта, но он даже не оборачивается…

— За тем лесом противник? — спрашивает молодой автоматчик.

— Возможно, — лаконично отвечает Тонда Сохор. — Немцы идут на север, к Харькову.

— Значит, прямо на нас, пан поручик? — уточняет автоматчик.

— Не знаю, прямо или нет, но танков у них достаточно и продвигаются они по дороге. Все может случиться…

— Это нам понятно.

— Да, ребята, скоро бой. Командиров ко мне!

Приказ Сохора лаконичен: взводу автоматчиков вести пешую разведку впереди первой роты, которая следует во главе правой походной колонны в направлении деревни Миргород. Левая колонна идет в Артюховку.

Владя старается держаться рядом с Иркой Франком. Они делятся друг с другом махоркой и закуривают. Четверка солдат, шагающих за ними, тихонько обсуждает подробности какого-то романа, так внезапно оборвавшегося.

Навстречу везут раненых. Их измученные, заросшие лица производят тягостное впечатление.

— Как там дела?

— Плохо, — отвечает один из раненых.

Роты идут лесом на Тимченков. Издалека доносятся пулеметные очереди и артиллерийская канонада. Иногда все стихает. Время от времени попадаются советские солдаты, небритые, уставшие. Их немного, и они шагают куда-то на юго-восток. Говорят, это был стрелковый батальон, но теперь оставшихся в живых едва ли наберется с роту. Однако у них имеется две батареи 76-мм орудий.

Каждый раз, когда стрельба впереди усиливается, чехословацкие воины ждут, что появятся вражеские танки и завяжется встречный бой. Они имеют о нем представление только по учениям, проводившимся на полях между Бузулуком и Сухоречкой. Все больше дают о себе знать пройденные пешком четыреста пятьдесят километров. Солдаты не падают духом лишь потому, что надеются на скорый привал.

Стрельба немного стихает. Советский конный разведывательный дозор докладывает полковнику Свободе обстановку и исчезает. Новости неплохие: советская гвардейская часть остановила немецкие танки примерно в 20 километрах к югу. Какие населенные пункты расположены в 20 километрах отсюда? Тарановка, Мжа, Соколове… Чехословацким воинам почему-то кажется, что все это очень знакомые названия. Может, так оно и есть?

Марш окончен. Они выходят из леса и видят, как садится солнце. Прямо перед ними — широкая полоса застывшей реки, а за ней подковой вытянулось село с низкими хатами и церковью. Раздается команда «Окопаться!» — здесь будет проходить линия обороны.

Миловидная медсестра в ушанке, сдвинутой на ухо, накладывает в котелок снег, чтобы вскипятить чай.

Владя сразу же выбирает наблюдательный пункт — пару высоких сосен. Потом наскоро прощается с Иркой, который уходит с первой ротой в Соколове. Франтишек Энгель организует в одном из сохранившихся на левом берегу реки домов перевязочный пункт. Связисты тянут кабель к совхозу и далее к Артюховке, куда в составе второй роты ушли Бедржих Скала и Курт Вольф. Служба просвещения располагается в лесной сторожке, чтобы в спокойной обстановке подготовить номер батальонной газеты.

В Миргороде, на правом фланге обороны, тоже отрывают окопы. Прерывисто дыша, появляется Ярда Достал. С минуту он смотрит на заходящее солнце, потом сбрасывает вещмешок и, взяв в руки лом, присоединяется к товарищам. Земля промерзла как камень, и рыть окопы очень трудно. Лицо у Ярды быстро синеет — ему не хватает кислорода. К нему подходит солдат и без лишних слов забирает лом.

Солдата зовут Василий, в их роте он служит всего полгода, а родом он из Закарпатья. В тридцать девятом, чтобы не попасть в венгерскую армию, он, как многие из его друзей, решил бежать к русским. Когда он сказал об этом домашним, отец долго молчал, а младшие братья и сестры смотрели на него как на героя. Мать плакала. Потом она насушила ему полную сумку сухарей и собрала в дорогу. Василию в ту пору не было и шестнадцати.