Войта Эрбан - Беженцы и победители

В кабинете командира появляются штабс-капитан Прохазка и начштаба. Позднее по их приказу Владя организует отправку полученного оружия. Вечером офицер службы просвещения записывает в журнале боевых действий: «15 ноября 1942 года. Часть полностью вооружена».

Гонимые холодным ветром, кружатся над Октябрьской улицей, по которой тянутся к вокзалу подводы, снежные хлопья. И кажется, что на городок набросили серую пелену. Так неуютно, что Владе хочется засунуть руки в карманы и поднять повыше воротник. «Хорош солдат, спрятавший руки в карманы», — усмехается он, переступая с ноги на ногу и прихлопывая замерзшими ладонями. Он вдруг вспоминает, как ходил по Остраве с чемоданом и зонтиком. Как бежит время! С тех пор прошло почти три с половиной года. Что, интересно, стало с теми людьми, которые прятали его на улице, называвшейся когда-то улицей Карла Маркса? Возможно, их уже нет в живых…

Новый порыв ветра заставляет его вздрогнуть. Последняя подвода исчезает в снежной круговерти.

— Проснись, Владя, скоро отправляемся! — окликает его знакомый голос.

Он оглядывается. Борис Гюбнер, зампотех батальона, подходит к нему:

— Опять задумался? Стихи сочиняешь или мечтаешь о свидании?

— Да… как раз об этом я сейчас и мечтаю…

Между тем в Лондон министру национальной обороны генералу Ингру летит радиограмма от полковника Гелиодора Пики, начальника чехословацкой военной миссии в СССР. Пика сообщает, что Готвальд и Копецкий ходатайствовали перед Кремлем о том, чтобы ускорить отправку закарпатских украинцев в Бузулук, Советское оружие получено, и на начало декабря планируется заключительное учение с боевыми стрельбами. Выговор, объявленный Свободе 5 сентября 1942 года за то, что он, нарушив субординацию, обратился непосредственно к советскому командованию с просьбой об отправке части на фронт, не возымел на него действия. Вероятно, Свобода является коммунистическим агентом. Необходимо любым способом задержать батальон…

— Ребята, оружие! Советское оружие! Теперь нам никакой Черчилль не нужен.

Одна за другой въезжают во двор подводы, и часовой у ворот берет винтовку «на караул», будто встречает президента республики. Наверное, в учебниках истории впоследствии напишут, что солдаты со слезами на глазах целовали промасленные приклады. А может, лишь сухо упомянут, что 15 ноября 1942 года батальон получил оружие. Да и где найти слова, чтобы передать, что же творилось тогда в душах солдат?

— Вот и дождались наконец! — произносит Борис, выражая настроение собравшихся.

Если бы в тот вечер кто-нибудь осмелился заявить, что лучше все-таки идти в Иран, его наверняка бы побили. Пожалуй, именно теперь солдаты почувствовали, как любят своего пана полковника. Любят за то, что он совсем не такой, как генерал Андерс, который приказал своим солдатам сложить оружие и идти куда-то в неизвестность. О Свободе же уважительно говорят: «Наш пан полковник».

Никаких торжеств в тот вечер не устраивали, однако всем почему-то вдруг захотелось посидеть вместе, спеть задушевную песню, услышать простые, идущие из глубин сердца слова. Может, в те минуты и рождалось их братство по оружию?

Наконец надпоручик Янко, который довольно прилично играет на барабане, берет в руки инструмент и начинает отбивать знакомый ритм. И вот ему уже вторит гармонь Томана, а старый Качерек, прикрыв от удовольствия глаза, выводит мелодию на кларнете. Но доминирует, конечно же, скрипка Эрика Шарфа. Молодчина, парень! И ребята просят его сыграть «Канарейку» во второй раз, в третий…

Точно так же реагировали посетители кафе «Палац» в Остраве, где выступал Эрик, пока город не заняли фашисты. Тогда он взял скрипку и ушел. Пришлось долго скрываться, терпеть лишения, голодать… Зато теперь у него есть все — друзья, которых он уважает и которые уважают его, скрипка, на которой он может играть друзьям свои любимые мелодии, и, наконец, винтовка, которой он может защитить и своих друзей, и себя.

В Лондоне, в министерстве национальной обороны, генерал Ингр перечитывает шифрованную телеграмму и досадливо морщится. Перед ним в ожидании приказаний застыли два офицера. Министр явно не в настроении: он даже не предлагает им сесть. Наконец он начинает диктовать приказ полковнику Свободе. Руководствуясь исключительно соображениями гуманности, он запрещает ему брать на фронт женщин. Ответственность за исполнение приказа он возлагает на Свободу. В противном случае министр грозит отдать его под трибунал.