Вениамин Дмитриев - Тайна янтарной комнаты

— Но первый, кто заявит русским о капитуляции, будет приговорен заочно к смертной казни, — добавил майор, не дожидаясь ответа подчиненных. — Следовательно, нам надо найти какой-то приемлемый выход. Честь офицера не позволяет нам поднять белый флаг. Отдать приказ об этом солдатам — значит совершить должностное преступление. Как. быть?

— Файерабенд!.. Господин майор, нас выручит Файерабенд! — выкрикнул молоденький лейтенант.

— Да, конечно! Единственный в замке цивильный человек, не связанный присягой фюреру, — Файерабенд! В случае чего, можно свалить все на него и сказать, что он струсил, подняв белый флаг по собственной инициативе, если мы попадем в руки нашего командования при неудаче русских, — подтвердил высокий, тощий капитан.

— Разумеется! Это сделает Файерабенд! — разом заговорили все.

Через полчаса тучный человек, пугливо озираясь высунулся из окошка уцелевшего яруса башни и прикрепил к стене белый флаг.

Замок капитулировал.

В полночь на широком дворе, освещенном отблесками пожара, появилась группа советских автоматчиков. Тот, кто шел впереди, казалось, мало отличался от остальных: зеленый потертый и покрытый гарью ватник, солдатские шаровары с порванными наколенниками, кирзовые сапоги, автомат наизготовку. Но на плечах у него, если вглядеться, можно было увидеть полевые погоны капитана.

Капитан первым шагнул в дверь главного корпуса замка. Дневальный-фольксштурмовец, вытянувшись, заорал:

— Ахтунг! Штейт ауф! [10] Внимание! Встать! (н е м.)

Гитлеровские солдаты вскочили.

— Ваффен штрекен! [11] Сдать оружие! (н е м.) — громко приказал капитан.

И тут же карабины, автоматы, пистолеты, армейские ножи, даже какой-то старинный дуэльный пистолет полетели на пол.

— Ферлассен раум! [12] Покинуть помещение! (н е м.) — последовало новое распоряжение. И фольксштурмовцы гуськом потянулись наружу, волоча за собой набитые вещевые мешки. Капитан уже собирался выходить, как вдруг его внимание привлекла необычная фигура: приземистый, круглый человек, с трясущимися щеками, одетый почему-то в черный фрак, перемазанный известью и кирпичной пылью, испуганно смотрел на него.

— Вэр ист зи? [13] Кто вы такой? (н е м.) — спросил капитан.

— Файерабенд… Мой… имель один ресторан, — неожиданно залепетал по-русски перепуганный толстяк. — Ихь бин… шестный немец.

Что-то слишком лебезил этот «честный немец».

— Взять! — коротко бросил капитан сержанту.

Во дворе он приказал выставить часовых.

— Главное — следить, чтобы не возник пожар. Надо попытаться сберечь замок, как памятник культуры. Ясно, товарищи?

Но сохранить то, что еще оставалось от замка, не удалось: на следующий день, когда советские войска продвинулись вперед, в замке возник пожар. Только к вечеру он утих, чтобы через день, 11 апреля, уже после капитуляции города, вспыхнуть вновь, хотя, казалось, гореть здесь было уже нечему — оставались только закопченные, иссеченные осколками стены из камня и кирпича.

Замок догорал, а перед следователем полевой прокуратуры уже сидели немцы, захваченные в музейных залах, — бывшие сотрудники, бывшие служители.

Усталый следователь в погонах капитана был не слишком внимателен к ответам, он записывал их почти механически: «Ладно, потом разберемся, что к чему…

Допрашивая Файерабенда, капитан записал в протокол: Я слышал, как офицер в форме СС приказывал солдатам поджигать развалины шлосса [14] Замок (н е м.) . Очевидно, это делалось по плану, намеченному еще до штурма. Я полагаю, что автором плана являлся доктор Роде — фактический «хозяин» дворца, занятого музеями…»

«Роде, Роде, — подумал следователь, ставя точку. — Музейный работник… Однако при чем тут планы поджога и обороны дворца? Так и стали бы эсэсовцы советоваться с каким-то штафиркой. Путает Файерабенд с перепугу».

И в разговоре с Роде никаких вопросов о планах обороны дворца ему не задали.

Вслед за Файерабендом перед следователем предстал академик живописи Эрнст Шауман. На вопрос о том, что ему известно о судьбе русских художественных ценностей, вывезенных сюда, Шауман ответил:

— В октябре 1944 года Роде говорил мне, что янтарная комната вывезена в Саксонию. Весной 1945 года он повторил то же самое.

Круг, казалось, замкнулся.

Но истории этой суждено было продолжаться.

Супруги Роде отсиживались дома. Доктор помнил слова Гертруды. Тогда он постарался ее успокоить, но в душе не был убежден, что все обойдется. У русских был счет к немцам, и немалый, он это понимал отлично. И вдруг в квартире доктора появился русский солдат!