Алексей Котенев - Грозовой август

Раздобыв мотоцикл, он резонно определил, что машина заменит в какой-то степени коня, и стал вырываться далеко вперед и в стороны, чтобы опробовать дорогу и проверить, нет ли где засады смертников. Он использовал мотоцикл и для передачи Волобою разведданных. По рации можно было передавать далеко не все из того, что узнавала головная походная застава. К тому же в горах радиосвязь действует очень плохо.

Иволгин за один день объездил своего трофейного «Игреньку». А потом приучил к нему смекалистого ефрейтора Туза и цепкого до всего Сеню Юртайкина. Мотоцикл стал на вооружение взвода автоматчиков.

— Не знаю, кто на ком больше ездит — я на нем или он на мне? — невольно сказал Иволгин, вытаскивая свой трофей из желтой хлюпающей воды. — Могу подвезти, пожалуйста...

— Спасибо, я еще нужна раненым.

— Доставим с полной гарантией.

— На тот свет в лазарет?

— Неужели я такой ненадежный? Кстати, как там, рука у моего лучшего друга? Подживает?

— Замучил меня твой друг — ноет и ноет.

— Значит, недоволен лечением. Возьми над ним личное шефство.

Аня печально улыбнулась. После боя на Верблюжьей сопке вся рота поняла, что у нее на сердце. Не понял лишь тот, кто должен был догадаться раньше всех. А он вот по-прежнему отсылает ее к Валерию.

Иволгин вытянул мотоцикл из воды и подошел к Ане.

— Ну и пленный сегодня попался. Злой, как хорек, — проговорил он. — Едва утихомирил. Я мину с него срываю, а он чуть меня ножом не пырнул. Нож отобрал, он харакири себе сделать хотел. Прямо очумел самурай. Так связанным и привез. А губить его не хотелось: задурачили им головы — себя не помнят.

— Поосторожней ты с ними, — сказала Аня.

От ручья потянуло прохладой. Сквозь ночную мглу проступали близкие силуэты гор, закрывая край неба. Ане казалось, что звезды норовили заглянуть в ручей, а он ершился, не принимал их трепетного света. Слева темноту ночи прорезали огни фар: в дверях штабного автобуса показалась кудлатая голова Волобоя.

У походной кухни ворчал и чертыхался старшина Цыбуля:

— Возможно, вы думали, шо старшина Цыбуля сам непосредственно будэ сушить та разглажувать вам обмундирование? Чи будэ крахмалыть вам воротники та сушить портянки? Надо ж самим понимать, бо у мэнэ глотка нэ лужоная.

У танка, где мелькали светлячками папиросные огоньки, раздался голос Баторова:

— А командиру взвода ужин принесли?

Ане было хорошо оттого, что солдаты так заботятся о своем взводном, ей хотелось сказать, что она тоже беспокоится, чтобы не задела его японская пуля.

От танкового ряда вдруг донесся раздраженный голос Драгунского:

— Младший лейтенант Иволгин, к выходу!

Иволгин хотел откликнуться, но Ане было приятно стоять вот так, вдвоем, и она схватила его за руку.

— Пусть поищет, пусть, — прошептала она, не выпуская Сережкину руку, лежавшую на руле мотоцикла. Рука у него грубая, мокрая. Но вместе с тем родная, теплая, и от этого тепла еще отраднее у Ани на душе.

— Вот друга нажил! — улыбнулся в темноте Иволгин. — У такого в самовольную отлучку не уйдешь.

Снова они услышали голос Драгунского:

— Где младший лейтенант, я спрашиваю? Ротный его вызывает.

— А, значит, по делу, — сказал Иволгин, тронув мотоцикл. — Наверное в разведку пошлют.

— Ну что же, иди, — сказала Аня и, нахмурясь, вздохнула: — Иди.

Они вместе направились к биваку. Шли в полной темноте, но Ане казалось, что со всех сторон их освещает радостно-голубой свет. И шагают они будто не по мокрой траве, а по легким, воздушным облакам...

Аня пригласила Иволгина в санитарную машину, чтобы обработать царапину.

— Еще чего придумала, медицина?! Засохнет, как на собаке, — небрежно отмахнулся он и, повернув мотоцикл, заспешил к танковому ряду.

«Даже не простился, а в разведку идет», — подумала Аня, глядя вслед Сергею. И потом начала корить себя за то, что ничего ему не сказала. Откуда ему знать, что у нее на сердце? Но как открыться первой?

До приезда на Бутугур Иволгина она чувствовала себя вполне счастливой: ей все угождали, все старались понравиться, смотрели на нее влюбленными глазами. Как тут не поверить, что ты самая привлекательная, самая симпатичная девушка?

Но вот приехал Иволгин, и привычное ощущение счастья начало таять, улетучиваться. Он не пренебрегал ею, не смотрел свысока, но и не торчал по вечерам в санчасти, как другие. Просто ходил да улыбался и, пожалуй, даже не замечал ее. И это наводило Аню на грустные размышления: видно, любят ее здесь не потому, что хороша, а потому, что одна-единственная.