— Раз так, иди вперед ты.
— Неужто трусишь? — укоризненно говорит он, надеясь устыдить меня, чтобы я снова пошел первым.
— Боюсь, — соглашаюсь я, — и ты их скорей обнаружишь.
— А мне бояться нечего, такая жизнь не очень-то дорога, — говорит Неджо своим женоподобным голосом, — если придется смерть принять за великие идеалы трудового народа и рабочего класса, все лучше, чем перебиваться с хлеба на воду…
Теперь я видел его перед собой и шагал без особых опасений, но, когда приблизились к дому Маркова, меня снова обуял страх: буду стучать в дверь, а Неджо опять окажется у меня за спиной и может запросто меня прикончить… Я остановился у порога и говорю:
— Марко зол на нас с матерью. Наказал, чтобы я и близко не подходил к его дому — стрелять будет. Иди лучше один, а я здесь подожду. Когда спросят, с кем пришел, меня не упоминай, если хочешь, чтобы помогли.
Он направился было к двери, но передумал, подкрался к окну и постучал в раму. Марко спросил «кто там», а Неджо ответил:
— Свои, открой!
— Какие такие свои? — хочет знать Марко, потому что своих в округе сорта три, а то и побольше.
— Четники, — говорит Неджо, поскольку они тут самые настоящие свои.
Но Марко не унимается, кому охота открывать дверь ночью безвестному гостю, тем более что голос у этого гостя скорее женский, чем мужской — обычно такими голосами маскируются люди, которые не желают добра ни дому, ни его хозяину.
— Какие четники? — кричит Марко.
— Из Загорья, братишка, — говорит Неджо, — открой, ты меня знаешь.
— Я всех четников в Загорье знаю, ты кто?
Поскольку деваться некуда, Неджо прокашлялся и признался вполголоса:
— Партизан я, ей-богу.
Однако и этого моему дядьке мало, прорезался у него аппетит на вопросы, любопытство так и распирает:
— Какой еще партизан?
— Неделько Бошкович из Куджевины, — говорит Неджо, надеясь, что этого будет достаточно.
— Чего тебе?
— Живот надорвал, — говорит Неджо, снижая тон: про его болезнь и так говорят, — пришел к твоей жене, пусть вылечит.
— Ты один? — спрашивает Марко, желая выведать, нет ли с ним компании и что это за люди.
— Один, — говорит Неджо, меня поминать не решается.
Тут дает о себе знать тетка Плана, но и она ничуть не любезнее:
— Что ты здесь сказки рассказываешь! Если б ты живот надорвал, то прийти не смог бы, значит, врешь, а раз так, проваливай!
— Не вру я, люди, откройте, помогите!
— Еще как врешь, бог тому свидетель, да и неизвестно, чей ты, то с четниками, то с партизанами. Ступай своей дорогой, — говорит Марко.
— Заплатишь ты мне за это, — грозит Неджо.
— Иди, иди, ладно, я заплачу!
Так и возвращаемся ни с чем. Неджо дорогой стонет, то и дело останавливается, руками за живот хватается. Мне жаль его, вижу, страдает человек, но больше ему не верю, не позволяю идти сзади. Никак не выходят из головы слова тетки Планы: другая болезнь его мучит, а не та, на которую жалуется… Возле пустой хижины пастухов Неджо совсем обессилел, не может дальше идти, останется тут, говорит, душу богу отдать…
— Подожди, — стонет он, — закроешь мне глаза, когда умру.
— От этой болезни не умирают, — успокаиваю его, — отдохни малость и приходи.
С тем и оставил его. О задании я ничего не знал, как не знал, что Неджо вызвался в нем добровольно участвовать и что ему известно место сбора. Знай я это, может, и догадался бы, какая подлая мыслишка родилась в его уме, и остался бы, чтобы помешать ему. Хотя, как знать, человек легковерен от природы и порой не в состоянии связать воедино даже очевидные вещи. И назавтра, когда вместе с братьями Радовичами я шел на Черную речку и рассказывал, как водил Неджо к знахарке, ни им, ни мне в голову не пришло установить какую-то взаимосвязь между кажущейся болезнью Неджо и вылазкой, к которой мы готовились. Поскольку и раньше случалось, что кто-нибудь из добровольцев начинал колебаться, «заболевал» перед заданием, отказывался, чтобы участием в следующей операции снять с себя всякие подозрения товарищей, то никому из нас не хотелось заранее осуждать его. У мельницы собрались четверо Радовичей, трое Бакичей, Панто, Ноко, Ракич и я, не было лишь Старика и Неджо.
— Неджо ждать не будем, — говорит Веко. — Он заболел и наверняка попал в плен, пока сидел в чьей-то избушке.
— Коли так, — говорит Панто, — лучше нам рассредоточиться, ведь Неджо может выдать, где мы и что задумали.
Этим все было сказано, однако не возымело действия. Нужно было тотчас разойтись, но мы не торопились, каждый стремился подольше побыть с товарищами, поговорить, послушать, не хотелось снова оставаться в одиночестве. К тому же была причина: мы ждали Старика, а он засиделся у одной вдовы, наверстывая упущенное в молодости… Хотя, как оказалось, его опоздание было нашим спасением, иначе мы добрались бы до Тары и угодили в засаду, так устроенную, что никому из нас не унести бы оттуда головы.
Читать дальше