Анатолий Голубев - Умрем, как жили

Не дожидаясь, когда это сделают вставшие за столом — только изрядно подвыпивший Гельд демонстративно остался сидеть, — бургомистр опрокинул в рот стакан и, не закусывая, громко дохнул:

— Уф, уф!

Все одобрительно загалдели. Тост понравился. Начали пить за русскую зиму, за природу, коей нет равных, за душу русского работного человека, сотворившего страну. Кто-то из напившихся вусмерть полицаев, не в силах произнести связный тост, визгливо выкрикнул:

— За царя-батюшку!

Гуляли почти до рассвета, пока очумевший от выпитого Гельд не поджег махровую, с кистями скатерть. Тушили всем, что попадалось под руку: огуречным рассолом, ломтями соленой капусты… А безумно хохотавший Гельд кидался с зажигалкой то к шторе, то к елке. Его с трудом удерживали от безумства, но он вырывался и поджег бы дом, если бы Морозов, оказавшийся самым трезвым во всей компании, легким, хорошо тренированным ударом не сбил ефрейтора с ног. Перепуганный Черноморцев замахал руками, но Морозов успокоил:

— По пьянке не разберется, что случилось. А синяк спишем на случайное падение.

У Гельда из носа потекла кровь, он захныкал, но, когда его положили на диван, удовлетворенно затих.

К столу больше не садились. Налив по стакану, выпили на посошок и разошлись.

Морозов тяжело брел домой. Его слегка пошатывало, но он осторожно озирался по сторонам, замечая все, что могло быть опасным. Ощущение опасности — почти столь же природный талант, как и хороший музыкальный слух. А последние дни он ощущал ее близость. Не все ладилось на электростанции, да и другие дела вызывали тревогу. Он поймал себя на том, что слишком поздно заметил слежку, неловкую, непрофессиональную и поэтому еще более обидную.

Обметая веником валенки у крыльца своего дома, подумал, что ему придется сидеть одному весь остаток ночи — Токин наверняка ушел встречать Новый год куда-то к приятелям. Две тени, скользнули вдоль забора в соседний сад, когда он начал греметь замком. В дом входил аккуратно, каждую минуту готовый к любой неожиданности. Но комнаты оказались пустыми. Морозов, не раздеваясь, завалился на постель. Он долго прислушивался к тишине. Ему хотелось, чтобы поскорее вернулся Юрий. Он был нужен ему. Но Юрий не шел. Морозов уснул, так и не дождавшись Токина.

Утром, через пятнадцать минут после прихода на работу Сергея Викторовича, машинный зал сотряс взрыв, от которого захолонуло сердце. Когда он ворвался в полный порохового чада зал, увидел лежавшего ничком старого мастера и развороченный взрывом опорный блок основной турбины. Из лопнувших трубок еще под давлением хлестало горячее масло, и змеистые струи пара сквозь все расширявшиеся трещины приводов заполняли зал белым туманом.

«Сейчас взорвется котел, и тогда все!» — Морозов ринулся в котельную, но легкое содрогание пола показало, что опоздал, — котельная была полна обжигающего свистящего пара.

«Надо обязательно добраться до тайника!» Решение ясно, но как выполнить его? Морозов сорвал пиджак и, накинув на лицо, ринулся в белое облако. Он очнулся лежащим на полу небольшой комнаты, в которой не было ничего, кроме кучи хлама в углу. Грубо сваренная из двадцатимиллиметрового прута решетка схватывала не заложенную кирпичом половину окна. Лицо нестерпимо горело, дышать становилось нечем, руки он не мог поднять — они были как два огромных доходящих до сердца волдыря.

«Все, это конец!» — подумал Морозов и потерял сознание.

Токин подошел к дому почти одновременно с двумя машинами — легковой и грузовой. Когда он взялся за ручку калитки, машины затормозили, и из кузова высыпали солдаты.

Прежде чем Юрий решил, что ему делать, они оцепили дом. Юрий повернулся спиной к забору. Из легковой машины вышли Шварцвальд, переводчик Гельд и тот высокий полный офицер, приезжавший на завод после памятного гранатного взрыва.

— А, господин хозяин! Вот мы и встретились вновь. — Гельд сказал что-то высокому офицеру. Юрий понял только одно слово «футбол». Офицер выслушал не останавливаясь. — Открывайте, открывайте, — Гельд улыбался лисьей улыбкой, в которой сквозила затаенная возможность сделать со своей жертвой все, что угодно.

В сопровождении солдат прошли в дом. Юрий остался стоять у стены большой комнаты, когда Гельд спросил:

— Где жил ваш квартирант?

Токин показал.

— Вы знаете его вещи?

— Чемоданчик у него. В шкафу тоже его вещи. — Он подумал, надо ли говорить про книги, но Гельд уже начал перекладывать их одну за другой и, видно, не найдя ничего интересного, оставил на месте. Все вещи сложили и, подозвав солдата, заставили сунуть в большой брезентовый мешок, который солдат и унес.