— Как там наша девица? — поинтересовался он у Храповицкого.
— Пришла в себя.
— Ну, слава богу! И что за блажь нашла на государыню?
— У нее свои рассуждения: Шешковский стар и долго не протянет, со смертью по отсутствию наследников все его богатство жене перейдет. Так крестницу и облагодетельствует, заодно старика умиротворит — кругом получается польза.
— Польза пользой, а все же жаль бедняжку такому пауку отдавать.
— Жаль, ваше сиятельство.
— И помочь никак нельзя, государыня всегда упорствует в своих намерениях.
— Точно так, упорствует. А девица вас, между прочим, поминала. Одна, говорит, надежда на графа Александра Андреича, благодетеля моего.
— Но что я могу? Нешто государыню отговоришь?
— Никак не отговоришь, только девица того не знает. Одну надежду имеет.
Храповицкий обычно не бывал таким покладистым. Несмотря на разницу в положении между ним и графом существовали вполне доверительные отношения, в которых каждый имел право на собственное мнение. То, что приятель так безоговорочно с ним соглашался, вызвало естественные подозрения.
— Дразнишься, негодник! — бросил граф. — Говори, что удумал.
— Надобно убедить государыню, что Шешковский по немощи своей стариковской вступить в брак не способен.
— Ее убедишь, как же.
— А мы доказательства представим, наглядные.
— Эк хватил! Наша матушка столько наглядных повидала, что на шешковскую и глядеть не станет.
— Станет. Она сама назначила ему прийти на предмет проверки здоровья — хочет министром назначить.
Известие вызвало у графа неподдельный испуг:
— Да ведь нам тогда и вовсе от него житья не будет.
— В том и беда. Давайте-ка пошлем к нему поручика, что о девице хлопотал, с поручением привести старца в надлежащее состояние.
— Опасное дело! Если старик пожалуется…
— Ни за что не пожалуется, ручательство даю! Тем паче что приводить в состояние будем его же собственной методой.
Он склонился к графскому уху и прошептал ему нечто такое, что Безбородко подпрыгнул.
— Гарно придумано…
Однако через некоторое время природная осторожность взяла верх, и он засомневался:
— Государыня упряма, завсегда на своем настоит и свадьбу может отсрочить. Нужно что-то иное… Знаешь, какая у нее слабость?
— Об этом кто у нас не знает?
— Ты все об одном, греховодник! Главная слабость у всех рассейских правителей, да будет тебе известно, это страсть к сочинительству. Лишь взойдут, начинают писать: мемуары, исповеди, заповеди, трактаты, пиесы — бог весть что. Вникаешь?
— Вникаю, но без проникновения.
— Государыня за время своего правления чего только не написала, одних пиес не менее дюжины. Вот и нужно, чтобы нынешняя свадьба сопровождалась каким-либо ее собственным сочинительством, тогда она ни за что не отставится. Недавно, помнится, представлялась пиеса государыни про князя Олега, и там игралась свадьба, от нее и будем плясать. Костюмы и декорации, думаю, сохранились, сыскать нетрудно.
— А как насчет актеров? Времени мало.
— Актеров искать не надобно, все здесь. Кстати, вот один из них, — сказал граф, указав на Шешковского. — Ну-ка, диду, иды до мэнэ. Рад узреть счастливого жениха, поздравляю.
Тот приблизился и церемонно поклонился.
— Весьма тронут удовольствием вашего сиятельства.
— А как насчет оды? Учли пожелания государыни?
— Безмерно обласканный высочайшим вниманием, токмо и помышлял о том, чтобы удостоверить наличие иных, опричь венценосной орлицы, птиц дамского пола.
— Ну-ну, видел, как вы одну удостоверили… Что ж, давайте слушать. Тишина!
Храповицкий забегал по залу, приглашая гостей, и они поспешили к графскому помосту в предвкушении нового представления. Шешковский тем временем вынул свое творение из кармана и, вставши в позу, провозгласил:
— Ода по случаю знатного маскерада у графа Безбородки…
Среди присутствующих раздались одобрительные возгласы и поощрительные хлопки в ладоши, на что Шешковский недовольно поморщился, ибо рассчитывал ознакомить со своим творением только избранных. Он понизил голос и, доверчиво склонившись к графскому уху, произнес:
— Я, ваше сиятельство, сначала хочу описать удивительную разноплеменность вашего собрания…
— Вы читайте, читайте, — бросил ему Безбородко, — Fiat lux! [2] Да будет свет! ( лат. )
— Слушаю-с! — откликнулся Шешковский на первую часть графского приказа. Вторая осталась вне понимания. Он прочистил горло и напыщенно произнес:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу