Иван Свистунов - Жить и помнить

Дембовский вошел в маленькую полутемную комнатушку. («Скверно еще живут труженики!») Ни швейной машины, ни других орудий портновской профессии в ней не было. Хозяин стоял спиной к окну, лицо скрывала тень. Но лысый череп и голос показались знакомыми.

— Не могли бы вы сшить мне костюм?

— Пану нужен цивильный? — снова во вкрадчивом знакомом голосе послышалась ирония.

— Да, штатский. Пиджак, брюки.

— Дело несложное, прошу садиться, — и с улыбкой добавил: — Раздевать человека плохо, а одевать всегда хорошо.

Портной, как видно, был не прочь поболтать. Но Ян не стал отвлекаться.

— Мне надо как можно скорей.

— Пану надоела старая форма?

Скрытый, чуть заметный намек послышался в вопросе. Дембовский проговорил сухо:

— Много лет носил.

— Есть люди, которые носят ее всю жизнь, — как бы между прочим заметил портной и отошел от окна. Теперь Дембовский увидел изможденное желтое лицо, поджатые бескровные губы.

— Я им не завидую, — всматривался Ян в собеседника. — Если не ошибаюсь, мы встречались?

Синеватые губы портного скособочились:

— Может быть, все может быть. Все мы на этой земле, как пауки в банке.

Наконец-то Ян вспомнил: буфетчик станционного буфета. Ему он привез письмо из Лондона. Странно!

— Позвольте, не вы ли торгуете в буфете?

Пшебыльский вздохнул:

— Годы, что вы провели за границей, не были легкими. Возрыдала наша польская земля и наполнилась криками скорби. За все приходилось браться. — И поджал губы. — Вы тоже сменили профессию.

Дембовскому не нравились и странная встреча, и такой разговор.

— Закончим с костюмом.

— Не беспокойтесь! Одену вас — мать родная не узнает. Сейчас сниму мерочку. — Пшебыльский вытащил из кармана записную книжку и сантиметр. — Так-с! Согните руку. Вот так. Плечи пошире сделать? Правильное решение — сменить форму. В наши дни не следует лишний раз напоминать о своей службе в иностранной армия.

Дембовский насторожился:

— Вы думаете?

— Скоро и вы так будете думать. Однобортный? С жилетом? — И, опустив сантиметр, сел на стул. — Как живет мой племянник? Вы часто с ним встречались?

— Я уже говорил вам, что видел его всего один раз. Он принес письмо и попросил передать его вам. Вот и все.

— Вот и все! — усмехнулся Пшебыльский. — Только один всевышний знает, где начала и где концы. Мне жаль, что вы не подружились с ним. Он настоящий поляк.

— Так уж получилось. Когда будет готов костюм?

— Через два дня примерка, — значительно подчеркнул Пшебыльский слово «примерка» и, хотя сунул в карман записную книжку, прощаться не собирался. — Не были, значит, близко знакомы с ним? Очень жаль! — И неожиданно спросил: — Как вам нравится в Польше?

Ян уже ругал в душе младшего брата, давшего адрес подозрительного портного. Может быть, и не портной он. Проговорил уклончиво:

— Мне трудно судить. Я долго не был на родине, а здесь так много нового, что сразу и не разберешься.

— Справедливо, — Пшебыльский заговорил по-приятельски: — У вас, верно, есть друзья, которые помогут в правильном свете увидеть и оценить все факты и явления.

Разговор принимал неприятный характер.

— Да, у меня есть друзья.

— Не сомневаюсь. Но не забывайте слова Экклезиаста: во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Помните старых друзей? Вы помните пана Войцеховского?

Теперь Дембовский был убежден, что имеет дело с провокатором. Спросил резко:

— В чем, собственно, дело?

Не обращая внимания на враждебный тон Дембовского, портной-буфетчик сообщил доверительно:

— Говорят, что сын старика Войцеховского, как и вы, служил в английской армии.

— Не встречал! Я спешу. Давайте закончим с костюмом. Какой у вас материал?

— Сейчас покажу образцы. А вы вспоминаете те годы?

Дембовский усмехнулся. Вспоминает ли он те годы? Да разве их забудешь! Ранения. Госпитали. Черный песок пустынь… Спросил прямо:

— Почему вас интересуют такие вещи?

— Вы пролили кровь за родину, за наше общее дело. Я думаю, мы найдем общий язык.

— О каком языке вы говорите?

Пшебыльский заголил гнилые зубы:

— Конечно о польском. Ваши товарищи в Лондоне…

— У меня там не осталось товарищей. Они погибли в боях или гниют в лесах Канады, в шахтах Шотландии.

— Остались идеи, за которые они погибли.

— Идеи! С тех пор как я вернулся домой, я многое узнал, о чем мне и не снилось. Как видно, там от нас тщательно скрывали правду.

Пшебыльский перестал улыбаться. Губы вытянулись узкой горизонтальной полоской.