Борис Ширяев - Я — человек русский

Дальше, вниз… Задержка на Семищеве. Ну, пропало дело: значит, они на подозрении… Контра…

— Семищев из Плодвинсоюза? Здоровый такой крепкий?

— Он самый.

От характеристики я уже отказываюсь: похвалишь контрика, а потом и тебе статью пришьют. Молчание — золото.

На правой руке загнулся третий, средний, палец… Так и есть: влопался с устройством елки. Три контры в списке. Ясный заговор! Тут уж не открутишься: десятка — минимум, а то и вышка. Вот влип… На лбу проступает холодный пот…

Проверка списка окончена. «Гипнотизирующий» взгляд снова устремлен на меня, но, странное дело, он стал мягче, легче…

— Что ж, веселитесь в своем тесном кругу… имена известные, не возражаем… Пока. Счастливо!

Даже руку на прощание подал! Вот так фунт! И без «приглашенных» обошлось. Словно в бане выпарился. Но в чем же дело? Почему? Откуда это доверие? Господи, Твоя воля! Неужели и они? Васька! С университетской скамьи! Друг… и он? Вот тебе и Шаляпин в «Дон Кихоте»… а я то, как себе, ему верил… Анекдоты про Сталина рассказывал… за одно это — не менее трех… хотя все же не донес до сих пор, помнит московскую «Татьяну». Теперь — кончено: бдительность, бдительность, бдительность! Самая распролетарская! На 120 %.

Все это пронеслось в моем мозгу, когда я возвращался по корридору и получал отобранный портфель. Но как же сказать жене? Ведь тогда у нее, бедняги, вся радость пропадет… Ведь дядя, родной дядя — сексот! Лучше смолчу. Как-нибудь, потом, осторожно, намеками… а теперь — пусть вздохнет хоть на час! Авось, обойдется.

— План утвержден полностью и одобрен в самых высших инстанциях! — торжественно возвестил я с порога, — к выполнению приступить без отлагательств! И помни: водка трех сортов без ограничений и малороссийские колбасы в обязательном порядке!

— Не забуду! Бегу к тете Клоде! — только и сказала жена и тотчас исчезла…

Тетя Клодя — человек в своем роде замечательный. Сменялись режимы, город занимали немцы, белые, красные, махновцы, ангеловцы, а тетя Клодя бессменно сидела в своей высшей начальной школе и неуклонно внедряла в русые, черные, рыжие головы своих учеников не подлежащие законам диалектики незыблемые истины пифагоровой таблицы.

— Дважды два — четыре. Ты, Петрушка» опять балуешь! Смотри, отцу скажу! Он тебя…

И сколько Петрушек, Ванек, Сенек прошло через ее классы за полных 47 учительских лет! Иные в люди вышли, иные так и застряли на «десятью десять — сто». Теперь и в Нью-Йорке и в Буэнос-Айресе можно встретить бывших учеников Клавдии Изотиковны (имя такое, что трудно запомнить, а, запомнив, забыть — невозможно!) В родном же городе где только не было ее учеников! Заходит тетя Клодя в пустой по обычаю советский магазин, стукнет посошком у прилавка:

— Сережа!

А Сереже — за прилавком — тоже шестьдесят уже стукнуло!

— Это первого моего выпуска ученик!

— Что прикажете, Клавдия Изотиковна?

Пошепчутся. Сережа исчезнет на пару минут, а, вернувшись, незаметно сунет тете Клоде пакетик и моргнет кассиоу: —получай, это — «своя». Даже в строго замкнутый от масс закрытый распределитель Н.К.В.Д., где всего в изобилии, и туда проникала тетя Клодя. Так и жила: достанет для кого-нибудь — угостят старушку. Пенсии же — 45 рублей: за комнату и за хлеб. Вот и все…

Веонулись обе лишь вечером, когда по «ответственной» сети уже дали ток. Безответственным гражданам его не полагалось вследствие экономии в полностью электрифицированной стране, где даже в самоедских чумах, если верить журналу «СССР на стройке» висят «лампочки Ильича». Но я был «ответственным»! поэтому мог вдоволь любоваться и принесенными сокровищами, и радостным, помолодевшим, словно изнутри освещенным лицом жены. Давно не видал я ее такою.

— Ты посмотри только, рыбки! Ну, совсем такие же, как раньше были! И слоны, и зайчики! Хотела только на 50 рублей взять, а на все сто раскошелилась… Не могу отойти от прилавка… а вот шары, там — снег в пакетике. Ну, все, все, как прежде было.

— Бантик-то голубенький не забудь себе нацепить… как раньше было…

— И что ж? Обязательно приколю! Не буду я в этот вечер советской домохозяйкой, буду самой собой… Как прежде!

— А колбасы? — деловито осведомился я.

— Тетя уже нашла: какой-то ее ученик на Гулиевской мельнице поросенка обметками выкормил: обещал дать кишек и прочего. Мы и там побывали. Только вот свечек нигде нет. Не хватило жиров у советов! Не с чего, видно, им беситься будет. Опять тетя выручила: Петр Степанович ей воску обещал, сами наделаем!