Борис Ширяев: Я — человек русский

Мы видим его живого, осязаемого, «с бегущими к глазам лучистыми морщинками», окруженного отпетой шпаной, слушающей, затаив дыхание такие же живые и радостные, как он сам, «Священные сказки». Раздувающего в остывших душах Божий огонь, превращающий его в пламя веры…

Лидия Норд.

«Наша Страна» № 172, Буэнос Айрес, 2.5.1953.

Ширяев умеет просто, без прикрас и нажимов, без усиленной утрировки рассказать о трагических случаях нашей не тяжкой, а какой-то, казалось бы совсем безысходной жизни. Борис Ширяев несомненно верующий человек, он знает, что такое людское горе, и как нуждается человек в поддержке, в сочувствии, в добром слове, в утешении, когда жизнь подпирает бедой, да так, терпеть уже становится не в моготу.

Ширяев в каждом человеке ищет и часто находит то «человеческое», без чего человек вообще не мог бы жить. Вот почему у него «Утешительный Никодим» приходит к нам со страниц этой небольшой книжки совсем живым — мы его видим, мы — с ним. И так он становится этот старенькии, почти святой, служитель Бога нам близок, так мы его полюбили за его «любовь к ближнему», что искренне оплакиваем его такую же тихую, как вся его душевная жизнь, кончину.

А военкома Петра Сухова вы не видите? Не слышите, после того, как он «сдернул буденовку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился» — его тоже торопливый полушопот: «Ты смотри… чтоб никому ни слова… А то в карцере сгною! День-то какой сегодня, знаешь? Суббота… Страстная…»

Разве это не жизнь, настоящая жизнь, со всеми ее гримасами, с ее почти безумием, с верой и богохульством? — Во что она ;эта жизнь обращается? Чем и кем стал человек? И все-таки где-то там, далеко, в глубокой темноте, теплится наша лампада, неугасимая лампада, которая дает нам силы и жить, и верить, и надеяться на светлое будущее… Если не для нас, то для детей наших.

Владимир Зеелер.

«Русская Мысль» № 538» Париж, 20.3.1953.