Борис Шапталов - Испытание войной – выдержал ли его Сталин?

Однако этому очередному фронтальному замыслу предстояло существенно видоизмениться в пользу маневренных действий. Запасной вариант в первые же дни наступления стал основным. В той ситуации иначе и быть не могло. Германская армия уже не в состоянии была оказать эффективного противодействия на всей линии от Судет до Балтики, поэтому ее главные силы сосредотачивались около Берлина. Вокруг столицы шло интенсивное строительство оборонительных сооружений. Все это Ставке было известно. Зачем же тогда понадобился лобовой удар?

«Фронтальному мышлению» в этот момент поддался и Жуков, так велико было желание взять Берлин самому. «Для всякого, даже не посвященного в военное искусство человека, – писал Г.К. Жуков, – было ясно, что ключ к Берлину лежит на Одере…» (3, с. 632). Но Георгий Константинович «забыл»: на войне то, что ясно всем, означает, что это ясно и врагу. А значит, он заблаговременно готовится к отражению удара. Жуков сам цитирует высказывание генерала Йодля на допросе: «Для генерального штаба было понятно, что битва за Берлин будет решаться на Одере, поэтому основная масса войск 9-й армии, оборонявшая Берлин, была введена на передний край» (3, с. 632). Жуков и Ставка сами пошли лбами на подготавливаемую стенку, уверенные за «лбы» своих войск.

Правда, одной из танковых армий 1-го Белорусского фронта ставилась задача обойти Берлин, но ей не хватало оперативного простора. «Постановка танковым армиям задачи по овладению Берлином неизбежно вела к ограничению их маневренности и ударной силы, – справедливо отмечается в официальном труде. – Так, при обходе города с юга 1-й гвардейской танковой армии предстояло маневрировать в непосредственной близости от внутреннего обвода Берлинского оборонительного района, где возможности для этого были очень ограничены, а порой и вовсе исключены» (2, т. 10, с. 317). Это означало, что она также обрекалась на большие потери.

16 апреля началось генеральное наступление. 1-й Белорусский фронт с самого начала столкнулся с упорным сопротивлением противника на Зееловских высотах. Тяжелые потери понесли введенные в бой после полудня обе танковые армии. Поэтому поздно вечером 17 апреля танковые армии 1-го Украинского фронта получили приказ на проведение флангового охватывающего удара по берлинской группировке с юга и юго-запада. К этому времени они завершили прорыв сравнительно слабой обороны по р. Нейсе.

Жуков в мемуарах, сам себе противореча, вернулся к очевидному, признав, что фронтальный удар по Берлину был ошибкой. «Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому… При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и в обход Берлина с северо-востока и северо-запада. 1-й Украинский фронт нанес бы удар… по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада» (3, с. 643).

Жуков в своей книге приводит и другие возможные варианты маневренного наступления на Берлин, где лейтмотивом является обход с флангов. В этих рассуждениях мы видим Жукова, которому «не ясно» то, что «ясно другим». Однако сделанного не воротишь. Жгучее желание первому ворваться в Берлин подвело его, и на его совесть легли напрасные потери. Впрочем… Показателен следующий приказ, отданный 20 апреля 1945 г. командующему 2-й гвардейской танковой армией С.И. Богданову:

«2-й гвардейской танковой армии поручается историческая задача: первой ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Лично Вам поручаю исполнение…не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 г. любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе. Жуков, Телегин» (4, с. 232).

Какое уж тут сбережение солдатских жизней, и при чем здесь совесть, если речь идет о рекламе и докладе высокому начальству?

История со взятием Берлина есть также пример превалирования стратегии «ближней цели». Логика ее следующая: раз есть столица враждебного государства, где находятся главные органы управления, то надо быстрее взять город и тем парализовать управление государством. Все так. Но не всегда это правильно. В том конкретном случае, хотя роль Берлина в управлении рейхом была велика, но сильно отличалась от роли Москвы. За пределами Москвы простирались бескрайние просторы Советского Союза, оккупировать которые не было никакой возможности. Взятие же столицы давало ощутимый психологический выигрыш. Гитлеру ничего не оставалось, как штурмовать Москву. Но в апреле 1945 г. можно было обойти берлинский укрепрайон и сосредоточиться на более простом деле – оккупации оставшейся территории Германии и освобождении Чехословакии. Потеря этих территорий делала оборону Берлина бессмысленной. Получалось бы, что у войск оставалась одна задача: продлить жизнь обожаемому фюреру на неделю-другую. Конечно, нашлись бы те, кто отдал бы жизнь за это «великое дело», но также высока вероятность, что другие солдаты предпочли бы продлить жизнь себе. Но «стратегия ближней цели» жестко диктовала очередность задач: сначала Берлин, потом оставшаяся часть Германии!