Виктор Смирнов - Лето волков

Прибежал Буркан и лег в канаву, лакая воду. Иван потрепал его загривок. Лейтенант приобрел достойного напарника.

Дрозд пробирался ползком через путаную сетку гарбузных стеблей и картофельную ботву. На нем была немецкая парашютная каска-«кастрюлька» с полустершимся изображением орла.

Автомат, MP-40, Дрозд держал, приподняв ствол, чтобы не прихватить грязи. Он приподнялся, увидел в канаве лейтенанта с пулеметом. «Дегтярь» глядел вдоль улицы.

На другой стороне, за изгородью из мальв, высунулась и спряталась выцветшая пилотка еще одного из гореловских, Степахи. Он, с карабином «маузер», тоже подбирался к лейтенанту сбоку.

Иван никого не видел, но зазвенела рельса: попеленковский Васька решил принять участие в боевых действиях. Его поддержали собаки и хор петухов. Все это не было помощью лейтенанту.

Дрозд перебежал к кусту ирги, обдавшему его крупными каплями, и схватился за длинную рукоять немецкой гранаты-«колотушки», торчавшей за поясом. Тотчас неподалеку прозвучал выстрел из карабина, звякнул металл, каска слетела с головы.

Дрозд упал под куст, оглушенный скользящим ударом пули, потрогал голову. И пополз обратно, уже не обращая внимания на то, что автомат волочится по грязи.

Глумский, стоя в кукурузе на колене, высматривал уползавшего противника, но не увидел и выстрелил наобум. Передернул затвор, присматриваясь.

На другой стороне улицы Попеленко, вытащив несколько поленьев из поленницы, стрелял через амбразуру, не утруждая себя прицеливанием. Он быстро выпустил обойму, вставил новую и опять принялся стрелять по соседнему саду, где под пышными цветами мальвы распластался на земле Степаха. Пули посвистывали, пара тяжелых цветков упала на пилотку. Степаха вывернулся, как ящерица, и пополз обратно.

Попеленко молотил, как на току, пули летели куда попало, но Степаха слышал их звук и даже удары в ветви деревьев неподалеку. Низко пригнувшись, он побежал подальше от непрерывно бьющего карабина. Но третий из гореловских, самый молодой и юркий, с автоматом ППШ, Юрась, только усмехался краем рта и полз, не задевая стеблей или кустов. Он уже видел сквозь зелень ствол «дегтяря», торчащий над уличной канавой. Еще немного, и этого так насолившего им лейтенанта можно будет застрелить сбоку в упор. Светало.

Иван смотрел то в одну, то в другую сторону.

Были слышны неспешные прицельные выстрелы Глумского с одной стороны и дробная стрельба Попеленко с другой. Потом все стихло.

– Ага, убегли! – донесся радостный крик Попеленко.

Ястребок на секунду возник над поленницей и нырнул обратно: очередь из автомата, прозвучавшая неизвестно откуда, опоздала. Полетели щепки. Попеленко снова стал потрошить свои боеприпасы.

– А вот так, а вот так, – приговаривал он, передергивая затвор и меняя обоймы. – У Васьки патронов много. Мы, Попеленки, не сдаемся!

Юрась осторожно полз к улице, где он видел молчащий пока пулемет. Колючий куст крыжовника зацепил его сверху, обдал каплями. Юрась застыл, держа ППШ наготове.

Но Буркан почуял угрозу. Он залаял в сторону крыжовника. Иван повернул голову. Вершинка куста покачивалась. Стрелять туда из пулемета было неудобно: «дегтярь» прочно стоял на сошке. Он снял с плеча ППС. Держа легкий автомат одной рукой и упершись краем магазина в землю, дал очередь сквозь плетень. Юрась вскочил и побежал по саду, неловко держа обожженную пулей руку. Вслед ему Попеленко выстрелил из карабина, но Юрась был прытким хлопцем и скрылся в мороси.

– Гончарня! – Глумский увидел дым над заводиком.

На краю цеха, где были «лежачие печи» для обжига, они увидели большую яму, близ нее лежали лопаты. В яму свалился гончарный круг. Он еще тлел и дымился. Одна из печей была разрушена взрывом, открылось ее подземное нутро. Раскрывшийся печной огонь стал открытым костром. По стенам бегали отблески.

Три человека ходили, хрустя осколками керамики и стекла, давили разбросанные уголья. Головешки бросали в костер.

– Нашо было рушить печи? – спросил Глумский. Он нагнулся, поднял лом. – Под печами чего-то искали. Долбили. А?

Он посмотрел на лейтенанта, ожидая разъяснений. Крикнул:

– Кто у печей дежурил? Живой?

Появился, робко ежась, в штукатурке и пепле, младший Голендуха:

– Ой-йо-йо-йой…

– Не причитай! Чего они тут шукали? – спросил Глумский.

– Я туточки под брезентой прятался! Ой-йо-йо-йой! Як пошли взрывать! Жах!

От гранатных взрывов гончарные станки лежали на боку. Опрокинуты были и столы с посудой, превратившейся в осколки. Горшки с краской тоже валялись, одни целые, другие битые. Из одного горшка все еще вытекала густая червонная краска.