Олег Селянкин - Только вперед! До самого полного!

За бортом лодки обиженно хлюпает море, словно плачется, что у него вырвали такую богатую добычу.

И тут, неожиданно уткнувшись лицом в грудь Максима, девушка заплакала почти беззвучно. У него слезы тоже были готовы хлынуть, но он крепился, он только нежно привлек ее к себе и стал ободряюще легонько похлопывать по вздрагивающей в плаче спине. В ответ она прильнула к нему еще плотнее и заплакала вовсе неистово.

Когда стали отчетливо видны домики рыбацкого поселка, прятавшиеся точно под такими же кудрявыми сосенками, какие росли и на том островке, который они покинули сегодня утром, старший рыбак сказал, не вынимая изо рта потухшей трубки:

— В лодке не должно быть бездельников. Мужчина пусть сядет на весла, а женщина собирает рыбу.

Максим даже с удовольствием сел рядом с парнем, которого (он это уже знал теперь) звали Андреасом. Лодка сразу пошла ходко. А девушка, надев брезентовый плащ и сидя на дне лодки, в корзину с двумя ручками собирала немногую рыбу. И почему-то только сейчас Максим заметил у нее на руке часы кирпичиком. Не удержался, сказал:

— Знаешь, мне кажется, они стоят.

Она поднесла часы к уху, послушала и утвердительно кивнула.

И тут старший рыбак взял ее за руку с часами, повернул ее так, чтобы видеть циферблат. Потом, перестав интересоваться часами девушки, достал из жилетного кармашка свои, чуть позеленевшие от времени и морской воды, не счесть сколько раз попадавшей на них, и поскреб их крышку своим почти ороговевшим ногтем большого пальца. Максим все понял и спросил:

— Сколько?

— Минут сорок, — ответил тот, одобрительно взглянув на него.

Девушка встрепенулась, посмотрела на свои часы, на кармашек жилета, где уже исчезли старые часы, и спросила, открыто глядя на Максима:

— Мы… пробыли в море только сорок минут?

А глаза у нее, оказывается, голубые, голубые…

— Женщины всегда и все понимают не так, как настоящие мужчины, — нахмурился старший рыбак. — Я, Маленький Тоомас, знаю море пятьдесят лет. У меня своя цена тем сорока минутам.

И опять какое-то время были слышны лишь равномерные сильные гребки и журчание воды у бортов.

Молчание нарушила девушка, которая, вдруг засмеявшись, задорно сказала:

— Какой же вы, дядюшка, Маленький Тоомас, если ростом метра в два, если силища у вас…

Дядюшка Тоомас (теперь и Максим мысленно называл его так) неопределенно хмыкнул и ответил многозначительно:

— Большой Тоомас там, в Таллине. Эстония слишком маленькая страна, чтобы иметь их несколько.

Максим догадался, что под Большим Тоомасом сейчас подразумевался Старый Тоомас — воин с мечом, охраняющий Таллин и всю Эстонию, непрерывно оглядывая их с высоты шпиля одной из кирок; еще ему помнилось, что кто-то рассказывал, будто бы по легенде Старый Тоомас как-то один преградил путь вражеским полчищам, погиб в том неравном бою, но спас сородичей, своевременно предупредив их о приближении врага. Поэтому и позволил себе сказать:

— Не согласен с вами. Любой стране будет только спокойнее, если у нее найдется не один Большой Тоомас. Чем больше их появится, тем лучше для нее.

В ответ неопределенно захрипела, захлюпала трубка.

Уткнулась лодка носом в песок, проскребла по нему днищем — они вышли на берег. Впереди, не оглянувшись ни разу, вышагивал дядюшка Тоомас с веслами на плече. За ним с сетью шли Андреас и Максим. Сзади плелась девушка, прижав к бедру корзину с рыбой.

И только теперь, с радостью шагая по земле, Максим неожиданно даже для себя остановился и спросил, едва девушка поравнялась с ним:

— Слушай, а как тебя зовут? Меня — Максимом.

— Рита, — ответила она, даже не взглянув на него.

В домике их молча встретили жена дядюшки Тоомаса и две его дочери — примерно ровесницы Риты, плотно сбитые и миловидные. Они сразу увели Риту в свою комнату, а Максим последовал за Андреасом. В маленькой, но аккуратной комнатушке, имевшей лишь одно окошечко, столик около него, табуретку и топчан, Андреас достал из старого морского сундучка, прятавшегося под топчаном, свою одежду и протянул Максиму.

— Спасибо, — растроганно поблагодарил тот.

— За что? — удивился Андреас. — Или ты, попади в беду я, не помог бы мне?

Одежда пришлась впору, и Максим, глянув на себя в обломок зеркала, лежавший на столике, поспешил к Рите, без стука открыл ту дверь, за которой она скрылась. Рита не успела одеться, сестры Андреаса еще подбирали для нее платье.

— Знаешь, Ритка, мне кажется… — нимало не смутившись, начал Максим, но Рита сверкнула на него глазищами, прикрылась первым попавшимся под руку платьем и сказала резко, негодующе: