Мы продолжали наносить удары. На картах уже были проложены маршруты на Хельсинки, но, к нашему величайшему огорчению, там была плохая погода, и эскадрилья вылетела бомбить морские порты и батареи береговой обороны.
Позже, когда мой экипаж по заданию прилетел под Ленинград, и я встретил здесь знакомого по летней школе Валю Корыстова, узнал, что в тот день наша авиация все-таки бомбила Хельсинки. Корыстов служил в полку скоростных бомбардировщиков, имел уже много боевых вылетов. Ночью, лежа рядом с ним в общежитии, я слушал его волнующий рассказ о славных боевых делах летчиков полка, который с первого же дня войны участвовал в боях.
Полковник Владимир Варденович Нанейшвили, мастер точных ударов по дзотам, несмотря на плохую погоду, сплошную низкую облачность, повел шесть своих звеньев в район Хельсинки. Бомбардировщики пронеслись над городом чуть ли не задевая за крыши, оставляя за собой фонтаны огня и взрывов, бомбы сыпались на поезда с боеприпасами, платформы, на железнодорожные пути. Летчиков не мог остановить и заградительный огонь зениток, хотя после приземления на некоторых самолетах насчитывали до полсотни пробоин. Финское белогвардейское правительство вынуждено было переехать из Хельсинки в Вазу.
Корыстов же рассказал мне о героической смерти комиссара полка Койныша. Это случилось под Выборгом. От прямого попадания снаряда самолет комиссара загорелся. Койныш скольжением сумел сбить пламя, но все же вынужден был приземлиться на территории противника, в трех километрах от передовой. Финны сразу открыли огонь, экипаж отстреливался. Когда у стрелка-радиста кончились в пулемете патроны, комиссар приказал ему идти к линии фронта. Стрелок пополз по глубокому снегу, но вражеские пули настигли его. Кончились патроны и у штурмана Корнилова, комиссар и ему приказал попытаться пробиться к своим, а сам остался у самолета, решив защищаться до конца. Он был трижды ранен. Когда наша пехота пошла в наступление, бойцы нашли трех боевых товарищей героического экипажа. Их хоронили в Сестрорецке. Погода стояла нелетная, но летчики, отдавая последний долг погибшим друзьям, пронеслись на своих стальных птицах над похоронной процессией и, когда первые комья мерзлой земли упали на крышки гробов, обрушили на головы врагов десятки полутонных бомб. Гигантское зарево взрывов осветило почерневшие снежные просторы у Выборга, в воздух взлетели нефтесклады, военные заводы.
Вскоре наши войска овладели Выборгом. Потеряв всякую надежду на успех затеянной им авантюры, финское правительство запросило мира.
Через пятнадцать лет, проводя отпуск под Ленинградом, я повел своих детей по историческим местам. Мы посетили шалаш у Разлива, в котором скрывался Ленин, познакомились со старым коммунистом Емельяновым. Потом молча постояли у братских могил летчиков. Я рассказал детям, как сражались летчики, друзья-однополчане за Родину и как погибли, защищая ее рубежи от врагов…
Когда в начале апреля 1940 года мы прилетели в Ростов, там уже цвела весна. Встреча с однополчанами была радостной и торжественной. Многие экипажи полка участвовали в боях с белофиннами, у многих летчиков на груди поблескивали новенькие ордена. И когда Первого мая, одетые в темно-синие парадные костюмы, мы, чеканя шаг, проходили перед трибуной на Театральной площади, празднично веселые ростовчане встретили нас аплодисментами. Впереди колонны шли два капитана, лучшие летчики полка знаменосцы Набоков и Калинин, награжденные недавно орденами Ленина. Вскоре после первомайского парада их обоих перевели с повышением в другие части. Ушел от нас и Саша Самохин, его взяли летчиком-инструктором в армию. Николай Гастелло, к нашей всеобщей радости, стал заместителем командира эскадрильи.
Когда летом того же года Советское правительство потребовало от боярской Румынии вернуть отторгнутые в 1918 году Бессарабию и Буковину, мы принимали участие в воздушной операции. При отходе из Бессарабии бояре стремились опустошить всю территорию, вывезти все народное добро. Чтобы не допустить этого, мы выбросили большой воздушный десант в тыл отходящим частям и эшелонам.
Накануне праздника Октября полк перелетел в Великие Луки. Полетов здесь было мало, летали лишь на проверку техники пилотирования и тренировались в зоне. На наш аэродром часто садились для заправки горючим рейсовые самолеты гражданской авиации, нередко приземлялись и иностранные машины: норвежские, шведские, немецкие. С особой неприязнью и недоверием смотрели мы на черные кресты германских «юнкерсов». Однажды у нас приземлился четырехмоторный пассажирский самолет. Позже мы узнали, что на нем летел в Москву министр иностранных дел Германии Риббентроп.
Читать дальше