Наталья Соловьёва - Жизнь за ангела

- Как ты смеешь говорить мне об этом! Это же твой ребенок, твой!

- У нас еще будут дети, но не сейчас! Еще не время!

- Это мой ребенок и мне решать. Я не буду делать аборт!

- Ну и поступай как хочешь, бери всю ответственность на себя!

- Пошел вон, трус! Я не хочу тебя больше видеть!

- Инга! Черт! - я выругался с досады.

Я уехал домой и рассказал об этом маме. Мама меня застыдила, сказала что я трус, и не должен так поступать.

- Ты во всем виноват, ты же мужчина. Раз натворил, значит должен отвечать за свои поступки. Ты должен был думать, когда с ней спал! Она тебе поверила, потому что тебя любит, а ты что наделал?

В конце концов, я попросил у Инги прощение и мы с ней примерились.

Вскоре мы поженились, сыграли скромную свадьбу, жить остались у родителей Инги. Теща, фрау Марта, оказалась на редкость милой женщиной, приняла нас и помогала во всем, чем могла. Инге пришлось бросить учебу, а мне искать дополнительную работу в берлинских издательствах, писать статьи, заниматься переводами, чтобы хоть как-то обеспечить семью.

Животик у Инги округлился, ребенок рос, и он становился все заметнее. Малыш уже толкался, и каким было чудом почувствовать это! Я впервые стал осознавать свою ответственность и привыкать к этой мысли, что стану отцом. Мы часто разговаривали, думали о том кто у нас будет, как его назовем. Мне хотелося мальчика и я думал об этом.

- А что если будет девочка? – говорила мне Инга.

- Тогда ты сама ее назовешь. Нет, обязательно будет мальчик! - Я хотел назвать его Пауль.

В этот день было все как обычно, но вскоре Инге стало плохо, начались схватки, на две недели раньше срока. Она кричала, плакала, мы, как могли с фрау Мартой успокаивали ее.

Я выбежал на улицу, поймал первую же попавшуюся машину и попросил отвезти в больницу. Ингу положили на каталку и увезли в операционную. Перед этим я успел пожать ей руку, а она последний раз посмотрела на меня.

Потянулись долгие часы ожидания, после чего вышел врач и сказал, что Инга умерла.

- У вас девочка, - сообщил он.

- А Инга? Что с ней?

- Мы сделали все что могли, у вашей жены было слабое сердце. Самой рожать ей было нельзя, это был единственный шанс, мы дали ей наркоз, но она его не выдержала.

Я был вне себя от горя, чуть не сошел с ума, не мог прийти в себя целый месяц, готов был наложить на себя руки.

Девочку забрали домой, она была такой маленькой, что страшно было взять ее в руки. Я назвал ее Катарина. Ребенок все время плакал, а я не знал, что с ней делать. Не хватало материнского молока, а от искусственных смесей у ребенка болел живот, это был настоящий кошмар! Хорошо, что теща брала на себя многие заботы.

Первого сентября, 1939 года я был дома, у мамы, еще не успел уехать на занятия, решив остаться на выходные. Из сообщения по радио мы узнали, что Германия напала на Польшу - началась вторая мировая война. Не скажу, что это известие меня обрадовало, в Польше остались родственники, и я за них переживал, а мама боялась за брата и за меня.

- Мама, немцы в Польшу вошли - это война. А если меня в армию заберут? Что делать?

Мама заплакала.

- Не знаю сынок. Мне некуда тебя спрятать, теперь даже в Польшу нам не сбежать.

- Говорят, в Берлине есть еще коммунисты, в Польше наверняка ополчение соберут.

- Ты погибнуть хочешь? Заберут в гестапо, отчим первый тебя продаст. Ради Бога, не связывайся ты с ним.

- А где он?

- Не знаю, ушел куда-то. На работу, сегодня пятница.

- Мама не плачь, может все обойдется. Он учиться еще не закончил, - попыталась успокоить сестренка.

- Мама, я послезавтра в Берлин, на занятия надо, да и дочку свою не видел. Инга умерла, а я про нее забываю.

- Только будь осторожен, я очень тебя прошу! Не связывайся ни с кем.

- Хорошо, не буду. Честное слово!

В воскресенье, я уехал в Берлин, чтобы вновь приступить к занятиям в понедельник.

На третьем курсе, я уже работал в немецкой газете, самостоятельно брал интервью, искал темы для публикаций, писал статьи, занимался переводами, зарабатывал до четырехсот марок. Почти все свои деньги тратил на дочку, покупал ей одежду, игрушки, да и самому оставалось немного, чтобы одеться, купить ботинки.

К тому времени окончательно восстановилась нацистская диктатура, перекрыли свободу слова, установили жесткую цензуру, журналистам затыкали рты. Какого же было работать, начинающему журналисту в таких условиях? Я наблюдал за всем что происходит, видел все изъяны, все недостатки, понимал, к чему катится мир, но не мог этого остановить, я даже написать об этом не мог. Боже упаси, критиковать национал-социалистическую партию! Оставалось только театральная критика. Светская хроника, сплетни, и прочая чепуха. Пронырливый, шустрый и наглый, как подобает представителю прессы, я везде успевал. Волка ноги кормят!