Наталья Соловьёва: Жизнь за ангела

Вообще беда со мной, бабке была, то с ребятами подерусь, ссадины, синяки, коленки разбиты. В войну постоянно играли. Часто я сам задирался, всех передразнивал, за что попадало. Бабка смотреть за мной не успевала.

- Иван Что случилось? Опять подрался!? Ах ты негодник! Неслушный! Что мне с тобой делать?

- Я не виноват, он первый начал, пусть не задирается!

- Знаю я тебя, небось сам первый начал, вот тебе и попало.

- Нет, я не начинал, он первый дразниться начал!

- Ладно, иди сюда горе мое, холодное приложу. Одежду грязную сними, руки вымой и есть садись.

Чтобы хоть как-то привить мне усидчивость, дед купил мне аккордеон.

- А ну, пан Ганс иди сюда.

- Что дидку?

- Знаешь что это?

- Знаю.

- Специально для тебя купил, будешь заниматься. Я даже преподавателя для тебя нанял.

- Это что мне? Дай посмотреть. А можно попробовать?

Дед показал мне несколько аккордов. Как ни странно мне понравилось, и очень скоро я научился играть.

Отдали меня в польскую школу, где я научился читать и писать, одновременно изучал и русский алфавит, а в девять или в десять лет уже бойко читал книги на польском и русском. При этом я изрядно отстал в немецком, вернее я его понимал, мог на нем говорить, но плохо читал и писал.

Вскоре приехала мама, когда сестренке исполнилось почти два года, и решила меня забрать в Германию, где я снова жил какое-то время с ней, отчимом Рихардом и своей маленькой сестренкой. Увидев Хельгу, я сначала заревновал.

- Ты что сынок обиделся? - мама видимо заметила мое огорчение.

- Мама ты ее любишь, а меня нет.

- Что ты сынок, это неправда, я тебя очень люблю!

- Тогда почему я не с тобой? Почему ты оставляешь меня у бабушки? Я хочу жить здесь, с тобой!

- Господи, сыночек, детка! Прости меня, когда-нибудь, ты поймешь, я все тебе объясню.

Она обняла меня, попыталась меня успокоить, я тоже ее обнял.

- Мамочка, я тоже очень тебя люблю!

В комнату вошел Рихард.

- О чем вы здесь говорите? Опять на своем? Ты же знаешь, что я плохо понимаю польский и русский. Опять его привезла!

- Рихард, ты же знаешь, что это мой сын, я не могу его бросить. Я так его почти не вижу.

- Я разрешаю ездить тебе к матери, ты можешь видеть его там, но привозить его сюда не обязательно. Этот мальчишка не умеет себя вести, он постоянно портит наши отношения.

- Ты что меня ревнуешь к собственному сыну? Он еще ребенок, многое не понимает, но ты? Мог бы его и простить. Это всего лишь детские шалости.

- Ничего себе шалости! Это он ревнует тебя ко мне. Разве можно терпеть то, что он вытворяет? Он же просто меня ненавидит!

- Ты сам виноват, не можешь найти общий язык с ребенком. Я же просила тебя, чтобы ты вел себя с ним мягче, нужно только терпение.

- Я пытался, с ним невозможно найти общий язык. Он немецкий уже понимать разучился!

- Но ты же сам не позволяешь ему здесь жить.

- Это не мой сын и я не обязан его любить и заниматься его воспитанием. У меня есть дочь и мне этого хватает.

- Пожалуйста, я обещаю, что он будет хорошо себя вести, только разреши ему остаться! Я обязательно поговорю со своим сыном.

- Мама я хочу быть с тобой.

- Что он говорит? А ну говори на немецком! Ты что разучился?

- Дядя Рихард, я с мамой быть хочу.

- Если хочешь жить здесь, ты должен меня слушаться и делать все как я скажу. И не вздумай мне пакостить, ты понял? Ты должен называть меня отцом, если хочешь, чтобы я хорошо к тебе относился.

- Но ты не мой папа.

- Я буду твоим отцом.

Я хотел этому верить, и в первое время действительно было все хорошо. Он прекрасно ко мне относился, занимался со мной, дарил мне подарки…

В Германии меня отдали в немецкую школу, где я проучился почти два года, сначала плохо, поскольку не умел хорошо читать и писать. Отчим, очевидно не понимая этого, лупил меня за плохие отметки, отчего отношения у меня с ним, готовые было наладиться, снова испортились, за что я его снова возненавидел. Я вернулся со школы, отчим спросил меня про оценки.

- Нормально, все хорошо.

- Тогда покажи дневник.

- Рихард, дай мальчику поесть, – вступилась за меня мама.

- Я сказал, покажи оценки.

Мне пришлось показать.

- Это что? Я спрашиваю, отвечай! Ты еще и врешь? - Он снял ремень и отлупил меня как сидорову козу! Даже все просьбы мамы не помогли.

К бабушке я приезжал на каникулы каждое лето, жил то здесь, то там, так я и болтался, между Польшей и Германией.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, умер дед, а вскоре и бабушка. Я вынужден был снова уехать в Германию, где окончил народную школу, девять классов, и поступил в Берлинский Университет на факультеты иностранных языков - международных отношений и журналистики. Экзамены сдал успешно, так что при счастливом стечении обстоятельств, мог бы стать хорошим журналистом, а может и дипломатом. Нас даже обещали отправить на стажировку в Советский Союз, но всему этому не суждено было сбыться.