Дмитрий Мищенко - Нина Сагайдак

Нина вышла проводить его.

— Дядя Вася, — задержалась она в сенях дома, — вы, пожалуйста, не сердитесь на дедушку.

— Да бог с ним, чего мне на него сердиться. Ему самому нелегко.

— Да, да. Мучается он сейчас: идти на работу или не идти? А тут еще и вы поддали жару.

— Ах вот оно что! Ну, ну, пусть еще подумает, это не мешает, никуда не денешься.

Анапрейчик направился было к выходу, но Нина снова задержала его.

— Скажите, дядя Вася. Правда, что немцев разбили под Москвой, или это только слухи, как вы думаете?

— А почему тебя это интересует?

— А как же! Если наши и вправду будут так наступать, может статься, через месяц-полтора отобьют Ленинград. А там ведь моя мама…

— Ну, так я скажу тебе больше, чем другим. Говорят, будто наши наголову разгромили под Москвой пятьдесят немецких дивизий. Я думаю, что вскоре от Ленинграда фашистов погонят.

— Боже мой! Быстрей бы только!

— Можешь быть уверена. Так оно и будет… Ну, бывай здорова!

Лидия Леопольдовна сегодня прихворнула. Донимала боль в пояснице. За картофелем в погреб полез дед. Долго возился, глухо кашлял, ворчал. Потом вылез наверх и зло накинулся на жену и внучку:

— Вы почему молчите? Картошки-то у нас кот наплакал. На исходе вся.

— Да я же говорила тебе, — простонала Лидия Леопольдовна.

Иван Михайлович, насупясь, помолчал.

— Что же будем делать, старая? Что будем есть, когда кончится картошка?

— Не знаю. Люди ходят по селам, меняют вещи.

— Не надежное это дело. Стары мы с тобой, чтобы мыкаться по дорогам, дразнить деревенских собак. А потом, надолго ли хватит наших вещей? Может, поискать все-таки работу? И деньги будут, и паек.

— А что люди скажут?

— А что люди? Их добрым словом сыт не будешь.

— Зато стыда нахлебаемся вдосталь.

— А-а, — отмахнулся дед, — о чем ты говоришь?

Нина не удержалась.

— Дидусь, а может, недолго продержатся оккупанты? Наши ведь вправду наступают.

— Как бы не так, — язвительно заметил дед, — наступают, да не в ту сторону.

— Почему не в ту? — возразила Нина. — Наша армия под Москвой пятьдесят немецких дивизий разбила и идет без остановки на запад.

— Кто это тебе сказал?

— На улице слышала.

— Все это враки. Если бы под Москвой в самом деле такую силу разгромили, мы бы уже почувствовали это. Да, вишь, не чувствуем почему-то.

Нина задумалась: может быть, дедушка прав? Если бы дело обстояло так, как говорил Анапрейчик, фронт уже придвинулся бы к Щорсу. Но ничто не говорит о его близости. В городе какая-то тяжкая, затаившаяся тишина.

Выпив чаю, Иван Михайлович отправился в город, но вскоре вернулся и стал копаться в каких-то бумажках в письменном столе. Потом снова ушел. Пока Нина хлопотала по хозяйству и ухаживала за больной бабушкой, дед несколько раз куда-то уходил. Нина, конечно, не допытывалась, куда и зачем он ходит: мало ли у него забот. Но когда он вечером пришел под хмельком, сразу догадалась, что это неспроста.

Лидия Леопольдовна тут же накинулась на деда:

— Ты что, совсем с ума спятил?

— Ч-ш-ш. Молчок, молчок, старуха.

— Да как я могу молчать! — разгневалась Лидия Леопольдовна. — У тебя язва желудка. Ты что, погубить себя хочешь?

— Не сердись, Лида. Есть причина.

— Пропади они пропадом, твои причины, если ты должен из-за них пить эту гадость, травить себя!

— Не правда, не правда, — с удивительным спокойствием возразил дед. — Самогон был первый сорт. Чистый, как спирт. А спирт, сама знаешь, даже желудочным больным пить рекомендуется.

— Детей постыдись, старый дурень. Да подумай, что будет с ними, если кого из нас не станет.

— Говорю тебе: была на то причина. Работу нашел, потому и выпил.

Лидия Леопольдовна, Нина, даже Толя изумленно глядели на деда.

— Что вы уставились на меня? — взъерошился старик. — Не верите?

— Да нет, почему же… — Лидия Леопольдовна пожала плечами. — Верим… Как же не верить, если ты такой веселый.

— А вот Нина не верит, — кивнул дед на внучку. — Гляди, как она смотрит на меня.

— Да отцепись ты от ребенка! — уже с раздражением прикрикнула на мужа Лидия Леопольдовна.

Но Иван Михайлович не обращал внимания на недовольство жены и продолжал:

— Правду я говорю, Нина? Ты не веришь, что я устроился на работу?

— Не хочется верить, дидусь, — ответила Нина тихо, словно стыдясь за деда, и опустила глаза.

— А что делать? Есть-то надо.

— Живут же люди, и мы как-нибудь прожили бы.

— Люди? Люди разные бывают и живут по-разному.